Книга Таун Даун - Владимир Лорченков

…дождь шел семь дней и семь ночей. Мы думали, что накроет и вершину, но когда от края воды до наших ног осталось метров сто, рана в небесах затянулась. Лить прекратило.

Вершина горы, покачавшись, оторвалась и поплыла.

Мы дрейфовали в течениях, потому что ветра почти не было… Разве что иногда и очень легкий. Он дул, только если на горизонте появлялось что-то напоминающее черный гриб… явно циклон. Он ярко выделялся на фоне вечных сумерек, в которых мы очутились. Тогда ветерок слегка дул, и мы пушинкой, сдутой ребенком с пальца, перемещались на пару сотен километров подальше. Нас явно берегли от штормов. Сумерки не прекращались. Заняться было нечем, так что мы трахались. Спустя примерно неделю… – мы ориентировались по часам в мобильном телефоне, но зарядка села – к нашей маленькой земле стало прибивать всякие предметы. Бревно, холодильник с едой, кожаный диван, шкаф-библиотека… Я все это вытаскивал на берег, потому что девчонки каждой новинке радовались, как дети. Мы сушили вещи и пользовались ими по назначению. Так, мы потрахались на кожаном диване, шкафу-библиотеке и даже на холодильнике, хотя на последнем и скользишь все время из-за эмали. Одним из предметов, который мы даже вначале приняли за крокодила – неясные… грозные очертания… и мне пришлось взять в руки бревно для защиты… – оказался труп Солнцееда. Я думал предать его земле, но мои женщины резонно на это возразили, что площади у нас ограниченные. Так что я похоронил Солнцееда по морскому обряду. Замотал голову курткой – парусиновой ткани на все тело у меня не нашлось! – и стал отталкивать бревном в воду. Тут-то ткани и порвались, и из Солнцееда вышли сначала газы, а потом – Солнце. Оно покачалось немного, как пьяный, а потом поднялось и заняло свое место.

И был свет.

Сразу же зазеленел флагшток, который жадные «кваки», конечно, сделали не из железа, а из старого дерева. За день – мы сделали солнечные часы и вновь научились определять время – он вновь стал настоящим деревом. И на его ветвях запели птицы. Я с тревогой смотрел на растущие животы Джудит и Лаврил. Подумывал построить на краю островка бар и запереться там, пока пройдут роды. С бесконечной признательностью слушал пение птиц. Заливался среди них, кажется, и Брат-Соловей. Само собой, появились и морские животные. Этот дефолт, насколько я знаю, был и в предыдущей версии, так что я делал выводы о том, что господь Бог – если он есть – такой же ленивый и невнимательный ублюдок, как и я. Это то ли приравнивало меня к богу, то ли опускало его до моего уровня, но я был настолько замотан… – огород… дерево… два раздельных траха утром и один, общий, вечером… – что решил обдумать это позже. Тем более прибавилось пассажиров. Как я и сказал, появились плавающие твари. Приплывала Дита и, не получив трески, разочарованно свистнула. На берег выбрался Брат-Бобер, который все это время, оказывается, таскал на спине Сестру-Белку. Не просто так, разумеется! Это и есть наша Канада обетованная, наш парадиз?! – сказал скептически Брат-Бобер, когда очутился на суше. Я напомнил, что это не я, вообще, предлагал, и самая пора научиться довольствоваться малым! Мда… Вы как хотите, ребята, сказал Брат-Бобер, а я – трахаться! Схватил Сестру-Белку под хвост и повел за дерево. Там они и возятся с тех пор. Изредка Сестра-Белка выбирается к бережку и грызет орехи, которые дает наше дерево. Они изумрудные и сверкают на Солнце.

Позже к острову прибило Малыша Дауна. Ну уже совсем другой малыш с синдромом Дауна, но мы назвали его в честь нашего Малыша Дауна. Он хныкал, лежа на какой-то картонке. Видимо, повезло, и течение носило туда-сюда. Я первый обратил внимание на то, что в пение птиц вплетается какой-то иной мотив… другая тональность. А ведь у меня никогда не было слуха! Так что я не смог по достоинству оценить и ту колыбельную, что Лаврилка спела нашему единственному пока Малышу. Она присела рядом с люлькой – Брат-Бобер постарался выгрызть мебель между двумя палками своей зубастой подружке – и спела. Я женщина, прекрасная для своего мужа, жена твоя, сестра твоя, приди ко мне скорее… потому что я жажду узреть тебя… после того, как не видела лица твоего, пела она. Небо смешалось с землей, и тень легла на землю, сердце мое горит от злой разлуки, сердце мое горит, потому что стеною отгородился ты от меня, хотя не было зла во мне. Я ищу тебя, потому что жажду видеть тебя… и я в городе, в котором нету защитной стены, о, как я тоскую по твоей любви ко мне… приходи! Не оставайся там один! Не будь так далек от меня![95] От песенки Малыш Даун уснул, но перед тем улыбнулся. И хотя он и делал вид, что он грудной младенец и совершенно не понимает того, что я ему говорю, – я-то понял, что парень просто придуривается. Тогда-то я первый и, надеюсь, последний раз в жизни переговорил с Богом. Встал ночью и сказал кое-что лунной дорожке – да, Луна появилась, как только обнаружилось Солнце.

Да ну, что… серьезно?! – сказал я, и уточнил на всякий случай: – Психопат, инвалид и две беременные лесбиянки?

Разумеется, мне никто ничего не ответил. Так что никаких убедительных доказательств существования божественного существа я не получил. Все же случившееся с нами – весь потоп этот – могло оказаться простым совпадением.

Малыша Дауна мы прятали в люльке под деревом, чтобы мальчишка избежал солнечного удара. Сами все свободное время проводили на берегу. Загорали, купались. Иногда островок прибивало к – не то чтобы к суше… – а к будущим лагунам. Ясно различалось дно. Я даже доныривал до него, касался рукой песка… Судя по лазурному небу, мы дрейфовали в широтах примерно бывшей Кубы. Я не грустил, но подолгу смотрел в горизонт. Просто смотрел вдаль и ел лотосы. Их мне время от времени готовили Лаврил и Джудит, которым беременность и групповой секс явно пошли на пользу. После лотоса становилось совсем легко. Я садился на наш маленький пляж – метров десять вдоль бережка и столько же вглубь… а песок мы натрясли из романов Солженицына, которые нашли в полузатонувшей яхте, – и снова смотрел вдаль. После – засыпал. Как-то Лаврил и Джудит с таким видом, будто собираются сделать подарок, разбудили меня. Как сейчас помню их огромные лица на фоне неба… лица, заслонившие все… Я испугался. Что, уже? Схватки? Воды и мыла! Нет, нет, говорили они, торопливо хватали меня за плечи… голову… разворачивали от горы к Океану.

Я встал и, пошатываясь спросонья, пошел к воде. Вдалеке увидел лодку, а в ней – три фигуры. Женщина и двое детей. Они не вставали, просто смотрели на нас. Я помахал рукой и пригласил причалить. Я имел на это право, я ведь был там хозяин.

Я – царь этой горы.