Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Врачу я призналась – даю ему капли.
– Слишком много, – сказал врач.
– Я не могу слушать его мат. Понимаете? Он матерится.
– Так бывает.
– Что бывает? Все больные забывают нормальные слова? Вы бы слышали, как он меня называет!
– Проявления могут быть разными.
– Я не знаю, что у него в голове.
– Никто не знает. Может, портвейн он пил в молодости.
– Только меня в его молодости не было. И я не привыкла к матерной речи. Понимаете? Я просто не хочу, чтобы при мне матерились!
– Остается только терпеть.
– А для терпения у вас есть таблетки? У вас есть какая-нибудь помощь не больным, а близким? Почему никто не думает о близких? Мне, слышите, уже мне нужны таблетки!
– Еще посоветуйте мне сходить в церковь! Это все, что вы можете предложить? Ему уже нельзя помочь, а мне еще можно! Об этом кто-нибудь думает?
Я не должна была кричать на врача. Я ни на кого не должна была кричать.
Ксения
Это все закончилось. Физически. Анатолия Петровича похоронили. Мама сказала, что не хочет отмечать ни девять дней, ни сорок, ни год.
– Если ты захочешь поехать на кладбище, я тебя отвезу, – сказала я.
– Не захочу, – закричала мама, – почему я должна захотеть? Вы все как сговорились! Эльвира, Анна – все говорят, что я должна ездить на кладбище, что должна за могилой ухаживать. Где это написано? Что именно я должна? Теперь ты. Почему все мне говорят, что я должна делать и что должна чувствовать? А если я не хочу? Не могу, понимаешь? Моей ноги там не будет!
– Хорошо, успокойся.
– Я не могу успокоиться! Не могу!
Для мамы ничего не закончилось. Она продолжала жить с Анатолием Петровичем, проживать заново каждый день с ним. Она мне звонила и рассказывала о том, что вспомнила, что могло считаться первым признаком болезни. Она все еще была с ним.
Чего я ждала? Что мама предложит мне вернуться домой и жить так, как раньше, – до появления в нашем доме Анатолия Петровича. Но она не предложила. Сама я не могла ей об этом сказать. Мне хотелось услышать эти слова от нее. Я хотела, чтобы она попросила меня вернуться. Но она не просила. Я приезжала чаще, чем раньше. Иногда даже оставалась на ночь. Но мама тяготилась моим присутствием – я это чувствовала. И уезжала. Анатолий Петрович даже после своей смерти стоял между нами. У мамы начиналась депрессия. Она снова и снова перемалывала, пересказывала, переживала. Я терпела. Мама чувствовала себя виноватой. Нет, конечно, она бы никогда в этом не призналась, но я хорошо знала свою мать. Эти мысли не давали ей покоя, не давали ей спокойно жить дальше.
Я не знала, что с этим делать. Если бы я сказала ей правду, она бы не поверила. Мама никогда не воспринимала меня всерьез, не держала за нормального человека. Если бы я ей рассказала правду, она бы решила, что я сошла с ума окончательно.
Все были виноваты в смерти Анатолия Петровича. Я знала, видела, как в тот, его последний вечер приехала сначала Анна, потом Светлана. Ее я узнала – видела ее фотографию в кошельке Анны, когда та перекладывала деньги из конверта. Я сидела на лавочке – приехала просто так, не знаю даже почему. И уже собиралась зайти домой, но увидела Анну. Потом подошла Светлана, позвонила по мобильному. Дождалась, когда кто-то выйдет из двери подъезда.
Мне кажется, что Анатолия Петровича убили дочь и жена, его первая жена. Я была в этом почти уверена. Как? Не знаю. Не хочу знать.
Мама страдала. Я хотела быть с ней рядом. Но она не позволяла.
Анна звонила еще несколько раз, но я не отвечала на ее звонки. Не перезванивала. От нее пришло эсэмэс: «Тебе и твоей матери с этим жить».
Наверное, она была зла на то, что я отказалась оплачивать поминки.
Но она была права – нам с мамой оставалось с этим жить. Я хотела вернуться домой. Чего она хотела – я не знаю.
Да, и еще одно. Когда я забирала свои вещи, сложенные на верхнюю полку шкафа, тогда, еще до болезни Анатолия Петровича, в них я нашла конверт – там была крупная сумма денег. Очень крупная. Думаю, что именно их искали Анатолий Петрович и Анна. Но конверт был у меня. Я не знаю, откуда у него появились такие деньги. И не понимала, почему он брал мои, из тумбочки. Конверт я оставила себе – положила деньги в банк. Я не чувствовала себя виноватой. Он брал мои деньги, я взяла его. Из этих же денег я платила за его больницу, за лекарства, за похороны. Я прекрасно знала, что часть Анна оставляет себе. Она считала меня дурой, но дурой я не была никогда. Я прекрасно знала, что Анатолий Петрович хочет забрать мамину квартиру. Я давала Анне столько, сколько считала нужным. Не больше и не меньше.
На оставшиеся деньги я купила квартиру. Себе. Так что Анатолий Петрович тоже заплатил за свое семейное счастье. Он лежал на помойке, в глине, за оградкой. Под венками из искусственных цветов. А я переехала в собственную квартиру, пусть маленькую, но свою. И считала это равноценной платой. Он выгнал меня из собственного дома и на его деньги я построила свой, новый дом. В своей новой квартире я отметила и девять, и сорок дней со дня кончины Анатолия Петровича. И смеялась. Мне было очень весело в день его смерти.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
