Пока Татьяна размышляла над этим, в квартире вдруг стало происходить что-то странное.
Сначала замигала и погасла лампа. Против воли сердце Татьяны словно превратилось в маленький холодный камешек и ухнуло вниз. Резко стемнело: мрак набросился на комнату, как хищник, и вобрал в себя остатки света. Одновременно затрещали и зачадили все пять свечей. Татьяна с испугом ждала, что свечки тоже погаснут, и тогда они окажутся в полной темноте. Но танцующие огоньки упрямо подрагивали и не желали сдаваться.
Тени в углах сгустились, и ей снова показалось, что она находится в чужом доме, только теперь это ощущение многократно усилилось. Все вокруг стало неузнаваемым и враждебным.
Потом появился запах. Тот же, что и в квартире Азалии. Он неспешно выползал из стен, сочился, как гной из раны, обволакивал, не давая глубоко вдохнуть. Стало душно, Татьяна почувствовала, что на лбу выступили капли пота.
Дина приникла к ее плечу, тихонько всхлипывая от страха.
– Я с тобой, – рассеянно прошептала Татьяна. – Не волнуйся, маленькая!
Она до сих пор не могла понять, что происходит. Неужели у Дины получилось? Нет-нет, это невозможно! Просто самовнушение или…
В этот момент раздались шаги. Шаркающие, неуверенные, будто идущий был стар или тяжко болен. Татьяна лихорадочно обводила взглядом комнату, но понять, откуда шаги доносятся, было невозможно. Звук шел сразу отовсюду, был тихим, но при этом явственным. Внезапно она скорее ощутила, чем разглядела движение справа от себя, в углу. Плотная тьма там стала живой и подвижной, еще более черной. Что-то влажно переливалось, постепенно приобретая четкие очертания. Она резко повернулась в ту сторону.
То, что Татьяна испытала в тот момент, когда увидела, как нечто приближается к ним, невозможно было сравнить ни с чем, что она прежде испытывала в жизни. Так слепо, до холодного пота, тряской дрожи и оцепенения, человек боится в своих ночных кошмарах. Горло сводит, язык прилипает к гортани: крикнуть бы – но вопль умирает в груди. Голосовые связки становятся безжизненными тряпочками, отказываются повиноваться. Руки делаются неподъемными, ноги слабеют и перестают держать обмякшее тело.
Татьяна была самым обычным человеком – трезвым, рационально мыслящим. Она прожила обыкновенную, даже скучноватую, ничем не примечательную жизнь, разве что была более одинока, чем большинство людей. Но ничто в этой жизни не могло подготовить ее к тому, что происходило сейчас. Как могло с ней, именно с ней случиться что-то подобное? Она даже фильмы ужасов никогда не смотрела, не читала книг о привидениях, оборотнях и вампирах! Если и боялась, то вполне нормальных вещей: болезней, безработицы, войны.
Но сейчас мозг туманил не поддающийся никакой логике, животный, смертный ужас. Не отпускало ощущение полной, абсолютной беспомощности перед лицом чего-то, чему нет и не может быть ни названия, ни объяснения…
Ведьма вынырнула из тьмы, породившей ее, и сразу оказалась очень близко, прямо перед ними. Ее силуэт казался расплывчатым, дрожал, колебался в неверном отблеске свечей, но был вполне реален. Бесполезно обманывать себя, обреченно подумала Татьяна. Это не игра воображения: Азалия каким-то образом действительно оказалась здесь. Они выманили ее из телесной оболочки.
А это значит, нужно действовать дальше. Иного выхода нет.
Татьяна с силой сжала руки в кулаки, впившись ногтями в ладони. Боль помогла прийти в чувство. Локтем толкнула Дину в бок, почувствовав при этом легкий укол совести.
– Иди! – прошептала она. – Иди же, не стой! Пора!
Девушка, словно очнувшись ото сна, бросилась к выходу. Дверь за ней захлопнулась с такой силой, что едва не слетела с петель.
Теперь Татьяна осталась с ведьмой один на один. Краем сознания поняла, что Азалия не замечает ее, обшаривая блуждающим взглядом место, в котором оказалась. Молниеносным движением схватила толченый ладан и опрокинула его в бокал, едва не пролив при этом вино. Стараясь не смотреть перед собой, чтобы не видеть жуткий лоснящийся силуэт, открыла книгу и принялась тонким, слабым от ужаса голосом читать молитвы.
Спустя какое-то время раздался знакомый голос. Татьяна не поняла, слышала она его наяву или же он звучал только внутри ее головы. Скорее второе. Она вскинула голову и увидела, что ведьма в упор смотрит на нее.
«Все, теперь она знает», – как-то отстраненно подумала женщина.
– Так вот кто меня позвал, – проговорила Азалия как будто в ответ на ее мысли. – Что ж, рада встрече.
Дина выскочила из квартиры и сначала просто стояла, жадно вдыхая свежий, нормальный воздух. На лестничной клетке было светло, в соседней квартире играла музыка, смутно слышались чьи-то голоса. Жизнь продолжалась и для огромного большинства людей текла в привычных рамках. Страх ослабил хватку, и она немного успокоилась.
«Я тут отдыхаю, а Татьяна одна, с ней, рискует из-за меня!» – огнем полыхнула мысль. Дина оттолкнулась от стены и взлетела по лестнице, чудом не переломав ноги. Привычным движением вставила ключ в скважину и повернула. Дверь оказалась заперта всего на один замок. Дина потянула ее на себя и переступила порог.
В прихожей горел свет. Она почувствовала знакомый удушливый запах, но решила не обращать на него внимания. Быстро огляделась по сторонам – ей вдруг почудилось, что вот-вот покажутся Азалия или Жан.
Но никто не вышел из ванны, не выглянул из гостиной. Кругом тихо, буднично и обычно, как в сотнях других квартир. Как и в этом доме на протяжении многих лет. Правда, сейчас здесь куда более неряшливо, чем раньше.
«Грязнуля», – брезгливо подумала Дина, заметив серую бахрому пыли на полу, разводы и муть на зеркале, небрежно брошенную грязную обувь, раскиданные повсюду вещи, одежду, журналы. Пока они жили в квартире вдвоем с Азалией, Дина старалась поддерживать чистоту. Но у мачехи с Жаном, очевидно, имелись дела поважнее.
Свет горел и на кухне, и в спальне, и в гостиной. Дина ничуть не сомневалась, что тело Азалии должно находиться в спальне. Возле алтаря. Скользнула вперед и распахнула дверь, с удивлением обнаружив, что так и сжимает в руке серебряный нож. Что ж, это хорошо. Может, он пригодится.
Азалия лежала поперек кровати, раскинув руки в стороны. На ней было платье лимонного цвета с крупным черным узором по подолу. Она часто надевала его, когда папа был жив. Платье доходило до середины икры, но сейчас задралось, обнажив полные колени с ямочками. Одна нога была обута в домашнюю туфельку на каблуке, кокетливо отороченную пушистым серебристым мехом, другая – босая. Вторая туфля валялась на полу возле кровати. Ступни у Азалии оказались крошечные и на удивление изящные.
Дина осторожно приблизилась к кровати, стараясь не смотреть на разбросанную по всей комнате мужскую одежду. Сквозь вонь, которая пропитывала всю квартиру, пробивался едва заметный аромат любимой туалетной воды Жана.
Как обычно, повсюду были свечи. Некоторые зажжены, остальные не горели. На прикроватном столике стояла обожаемая Азалией безобразная «модерновая» ваза. А в ней – большой букет желтых роз. Как мило: петушок балует свою курочку! Точнее, племенной бык свою корову. Дина почувствовала, как ее захлестывает ненависть. Отлично: ярость затмевает страх.
