— Здравствуйте… — осторожно, как с лунатиком, чтобы не вспугнуть, поздоровалась Светлова с увлеченной чтением Аленой.
— А, это вы! — Глинищева удивленно подняла голову.
— Да… вот снова к вам.
— Я рада.
— Ну, как ваши дела?
— Спасибо… Знаете, все в порядке. «Старик» больше не появлялся. Наверное, мне все-таки тогда померещилось.
— Наверное…
— Зайдете в гости, Генриетта?
Аня с удовлетворением отметила, что «не расшифровалась» и Алена по-прежнему числит ее супругой Ладушкина.
— С удовольствием. У меня-то как раз все очень плохо. Прямо не знаю, как дальше жить! Представляете? Муж — в розыске. Следствие по-прежнему считает его главным подозреваемым. А я — как видите… — Аня кивнула на свой животик. — Время не ждет.
— Ну, идемте к нам… Поболтаем.
Они поднялись наверх, в квартиру Глинищевых, и с шумом заполнили сразу до отказу тесный неудобный коридорчик.
— Ну, давай распаковываться! — принялась Глинищева за ребенка.
И начались хлопоты, которые Светлова невольно уже примеривала на себя. Что такое «в нашем-то климате» — в такой вот ужасной квартирке! — собраться на прогулку с маленьким ребенком и вернуться? Все вот это — крошечные носочки, варежки, шапочки, рейтузики — надеть, пыхтя и стоя практически на коленях, а потом еще и снять?!
А Светлова-то всегда думала, что это с собакой гулять сложно — лапы потом надо мыть!
— Мам, а ты тете Генриетте расскажи про нас, про Глинищевых! — заканючила девочка, болтая ногой в полустянутом башмачке.
— Не балуйся… — остановила ее строго Алена. — Веди себя красиво!
— Ну расскажи!
— Право, милая моя девочка, не знаю, стоит ли тете Генриетте — «про Глинищевых»? Кого волнует история чужой семьи?
— Ну мам!
— Знаете, это у нее просто любимая сказка, — виновато оглянулась Алена на Светлову, — сказка «про Глинищевых»! Конфетами не корми, а расскажи «про нас, про Глинищевых»!
— Да? Ну, это же замечательно… А то все мы — Иваны, не помнящие родства, увы…
— Деточка, тете Генриетте про Глинищевых — не интересно!
— Нет, интересно!
— Не спорь со взрослыми — это некрасиво. Воспитанные девочки так себя не ведут.
— Нет, интересно, нет, красиво! — заклинило ребенка на одной теме…
— Интересно, интересно! — поддержала девочку Светлова.
— Расскажи, расскажи про Глинищевых! Ты же всем всегда рассказываешь! — «выдал» маму ребенок.
— Ну что ж… Если вы все так настаиваете!
Глинищева с видимым удовольствием прошла в комнату и достала из шкафа черную лаковую шкатулку.
У нее был вид человека, которого гости упрашивают спеть или почитать стихи, а он все отказывается, но при этом страстно желает лишь одного — чтобы его уговорили!
— Присаживайтесь…
Алена усадила всех вокруг стола.
Ребенок сразу подпер кулачками и заранее — в предвкушении! — приоткрыл рот.
— Ну вот… Вот это нашего папы Алеши прабабушка и прадедушка… Татьяна Аркадьевна Глинищева и Алексей Дмитриевич Глинищев! — Алена достала из шкатулки очень старый фотоснимок.
— О! — восхитилась Светлова. — Какая красивая пара!
— Знаете, он ведь был морским офицером. Голубая кровь…
— Да-да, это заметно… — вежливо поддакнула Аня. — Я понимаю. Голубая кровь, белая кость… Просто бросается в глаза.
— Правда?! — почему-то обрадовалась Алена.
— Клянусь.
— Понимаете, эта фотография сделана в пору их медового месяца.
— Я почему-то так и подумала.
— Да! Они здесь очень счастливы и очень влюблены. Трудно не заметить счастье даже на таком старом снимке… А в общем-то, они пробыли вместе очень недолго.
— Вот как?
— Эта фотография сделана весной семнадцатого.
— Ах вот что!
— Представьте, да… Летом восемнадцатого года они были вместе в последний раз. Алексей Дмитриевич отвез молодую жену в свое имение Спасово… Имение, конечно, было уже основательно разграблено к тому времени. Но дом еще уцелел.
— Вот этот дом, который у вас в рамочке на стене?
— Именно он. А вот это… Алешина прабабушка, Татьяна Аркадьевна, хранила всю жизнь. И передала своему сыну. — Алена покопалась в шкатулке. — Это орден! Орден Святого Владимира четвертой степени с мечами и бантом.
— Ну надо же! — опять восхитилась Светлова. — Такое только в музее можно увидеть, да?
— Да. Не хочется быть нескромной, — польщенно усмехнулась Алена, — но вы правы. А вот этот лоскут пожелтевших кружев она тоже хранила всю жизнь…
В дверь позвонили.
— Извините… Это муж с работы.
Она открыла дверь, и в крошечной типовой квартирке появился нынешний носитель голубой крови, ее супруг Алексей Глинищев.
Завертелся ежевечерний круговорот жизни — с переодеванием в тапочки, ужином, краткими перепалками…
Светлова терпеливо ждала и наблюдала.
— Алеша, ты кашу будешь?
— А что — у нас есть варианты?
— Нет.
— Тогда буду.
— С молоком?
— С молоком.
Светлова понимала, что приличному человеку давно пора попрощаться, но что-то удерживало ее. И она извиняла свое невежливое поведение тем, что уходить, не дав хозяйке закончить то, что та явно хотела рассказать, еще невежливее.
Наконец все опять собрались за столом, и Алена продолжила свой рассказ:
— Видите ли, сам Алексей Дмитриевич Глинищев пробыл тем летом восемнадцатого года в Спасове недолго. Это, если помните, было время, когда формировалось Белое движение и все мужчины уходили на юг России. — Алена мельком взглянула на Аню.
— Нет, не помню… — с сожалением призналась Светлова, плохо знавшая историю.
— Так вот… В Спасово Алексей Дмитриевич Глинищев, увы, больше не вернулся.
— Неужели нет?
— Он умер в Севастополе, в госпитале, незадолго до того, как белые покинули полуостров Крым навсегда. Перед смертью он вспоминал с великой нежностью свою юную жену Татьяну Аркадьевну.
— Ты-то это откуда знаешь? — Нынешний Алексей Глинищев, хлебавший в это время рядом за столом кашу с молоком, оторвался от этого увлекательного занятия и удивленно взглянул жену.
— Представь, знаю. Ты просто совсем не интересуешься историей своего рода. А я интересуюсь.
— Фу-ты ну-ты! — усмехнулся Глинищев.
