«Разобравшись» таким образом с детскими снимками, Сандерсон бросил вызов главе следственной группы насчет отсутствия самой Беллы Эллиот:
– Детектив Спаркс, правда ли, что Беллу Эллиот так до сих пор и не нашли?
– Да, совершенно верно.
– И что подчиненная вам группа не сумела найти ни единой зацепки к ее нынешнему местонахождению?
– Нет, это неправда. Расследование ее исчезновения привело нас к подсудимому.
– Ваше дело держится лишь на подозрениях, предположениях и косвенных уликах. Никаких фактов вы привести не можете. Верно я говорю, инспектор?
– У нас имеется явное доказательство, связывающее обвиняемого с исчезновением Беллы Эллиот.
– Ах, ваше доказательство! Сомнительные догадки криминалистов да ненадежные свидетели? Все это, знаете ли, довольно хлипко и неубедительно. А все потому, что, похоже, ваши подозрения с самого начала пали не на того человека. И с отчаяния вы решили прибегнуть к тому, чтобы втянуть моего клиента в насквозь лживые, фиктивные отношения.
Судя по лицам присяжных, они вряд ли знали, о каких именно «лживых, фиктивных отношениях» идет речь, однако сам спектакль их явно заинтересовал.
«Четыре ярких звезды и их убедительные речи», как наверняка напишут назавтра в The Telegraph, подумалось Спарксу, когда он уже в районе полудня покинул свидетельскую трибуну и вернулся на свое место в зале.
Однако в тот же день случилось выступление и еще одной «звезды».
Размякнув и осоловев от казенного ланча, присяжные заседатели вернулись на свою скамью и поплюхались на прежние места. Впрочем, уже ненадолго.
В свидетельскую трибуну зашла мать Беллы, одетая в простое черное платье с горящим на ее груди ярко-красным бейджем «Найдите Беллу!».
Спаркс подбодряюще ей улыбнулся, хотя был очень недоволен, что Доун решила нацепить этот бейджик в суд, и уже заранее беспокоился из-за скользких вопросов, что наверняка вызовет такая надпись.
Женщина-обвинитель, тонкая тростинка в сравнении со своим массивным оппонентом, бегло опросила Доун Эллиот, дав молодой матери возможность просто и вместе с тем впечатляюще изложить свои показания. Дойдя до того момента, когда она поняла, что дитя пропало, Доун разрыдалась. Присяжных это проняло, и кое-кто из них тоже едва не пустил слезу. Судья спросила, не желает ли свидетельница выпить воды, и пристав тут же подал ей стакан, а барристеры зашуршали бумагами, готовясь возобновить спектакль.
И вот настала очередь Сандерсона задавать вопросы.
– Скажите, мисс Эллиот, Белла часто выходила играть наружу? Я имею в виду перед домом, где вы не могли бы ее видеть?
– Такое иногда случалось, но лишь на пару минут.
– И минуты эти пролетают очень быстро, вы не находите? Маме ведь столько всего надо переделать!
Доун улыбнулась в ответ на это проявление сочувствия.
– Может, дел у меня и много, но я точно знаю, что она пропала из виду лишь на считаные минуты.
– Почему вы в этом так уверены?
– Как я уже говорила, я варила тогда пасту, а это не занимает много времени.
– А что еще вы делали?
– Ну, попутно я вымыла посуду. Еще вынула из сушилки кое-какую одежку Беллы и ее сложила, чтобы потом не гладить.
– Да, похоже, занятой у вас тогда выдался денек. А еще в придачу и пара звонков вам на мобильный. Тут, пожалуй, недолго забыть, что Белла на улице.
Доун принялась снова громко всхлипывать, но Сандерсона это нисколько не поколебало.
– Я понимаю, как это тяжело для вас, мисс Эллиот, но мне всего лишь требуется установить точный временной промежуток, когда исчезла Белла. Вы ведь понимаете, насколько это важно?
Женщина кивнула и высморкалась.
– И чтобы это определить, мы целиком полагаемся на вас, ибо последний раз, когда кто-то еще видел Беллу, – это в одиннадцать тридцать пять в газетном киоске. Не так ли, мисс Эллиот?
– Мы покупали там конфеты.
– Ну да, «Смартис», если верить чеку. Но это означает, что временной промежуток исчезновения Беллы на самом-то деле с одиннадцати тридцати пяти до пятнадцати тридцати. Почти что четыре часа. Потому что за это время девочка больше никому не попалась на глаза.
– Нет, больше мы никуда не выходили, – упавшим голосом произнесла Доун, вцепившись в поручень свидетельской трибуны. – Но моя мама слышала голос Беллы, когда звонила мне. И просила за нее поцеловать.
– Мисс Эллиот, прошу вас, говорите громче, дабы уважаемый суд и господа присяжные могли услышать ваши показания.
Доун прочистила горло и пробормотала судье «извините».
– Ваша матушка слышала голос девочки где-то на заднем фоне. Это вполне могло быть и по телевизору, мисс Эллиот, не так ли? Ваша мать сообщила полиции, что с Беллой она тогда не говорила.
– Белла не стала подходить к телефону – побежала за какой-то игрушкой.
– Принимаю. А потом, через час или чуть позже, вышла на улицу.
– Она осталась без присмотра всего на несколько минут.
– Да, благодарю вас, мисс Эллиот.
Доун хотела было сойти с трибуны, но Сандерсон ее остановил:
– Это еще не все, мисс Эллиот. Я вижу, вы носите табличку с надписью «Найдите Беллу!».
Доун непроизвольно тронула рукой свой бейдж.
– Вы верите, что Белла еще жива, не так ли? – спросил барристер.
Доун Эллиот кивнула, не понимая, к чему такой вопрос.
– И вы примерно то же самое высказывали, продавая свои интервью в газеты и журналы.
Когда прозвучало обвинение, что мать делает деньги на пропаже своей дочки, скамьи для прессы задрожали, и авторучки застыли в ожидании ответа Доун.
– Да, я действительно верю, что она жива, – неожиданно громким голосом произнесла, защищая себя, Доун. – Но ее у меня украли. И вот этот человек, что ее забрал, – указала она на Тейлора.
Тот, опустив глаза, принялся что-то писать в желтом линованном блокноте.
– А все деньги идут в фонд «Найдите Беллу!», – уже тихо добавила она.
– Принято, – ответил барристер и сел на свое место.
Еще целая неделя ушла на показания соседей, на заключения полицейских экспертов, на замену заболевших присяжных и всякую правовую аргументацию. И вот для дачи свидетельских показаний перед судом предстал детектив констебль Дэн Фрай.
Для Фрая это был настоящий звездный час, и несмотря на то, что он многократно отрепетировал это перед своими шефами, ноги у него от волнения тряслись.
Обвинитель красочно описала, как молодой и преданный делу офицер при поддержке старших сослуживцев и правового порядка взялся предотвратить еще одно похищение маленького ребенка. При этом она особо задержалась на использованных Гленом Тейлором выражениях, выразительно глядя на присяжных и рассчитывая подчеркнуть всю весомость представленной улики. Заседатели начали нехорошо посматривать на подсудимого. Все как будто двигалось как надо.
