Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Бросил все и выскочил.
— Тени, батя, — говорит. — Тени из стены пошли.
— Какие тени?
Оказывается, серо-белого тона. Будто дымка какая.
Когда Максим показывать стал, что видел, сообразил Володя — вот они, новые способности для мира подземного. Слишком уж точно сын обрисовал, что отец делал, когда друзу обстукивал.
Попробовали еще раз. Максимка теперь не ойкал, а хохотал. Все увидел: и как, растопырив руки, Володя скалу толкал, и как присел возле нее в позе недвусмысленной.
Потом методом проб и ошибок изучил этот фокус Володя полностью — когда появляются тени, а когда нет. Вот Петра команда фирменной лампочкой пользуется. Насосная вся освещена, и полутеней нету; бесполезное занятие — призраков с растопыренными руками засылать, а вот что там, у дружка детства Заморенка, посмотреть можно. «И что я делать буду, если с Юркой придется сцепиться?» — задумался Володя.
Ответ пришел почти сразу: мол, сейчас не детство и дружбы старой нет — пора и полновластным хозяином становиться.
Бежит Козлякин переходом и думает: «Где же тут у Заморенка лежка нынешняя?» Глядь, а на земле бумажка лежит. Сразу конфетка найденная вспомнилась. Достал-посмотрел — тот же размерчик! Большего в темноте не углядишь, фонарик надо включать, а фантик-то сухой-сухой. Осмотрелся и в штрек слепой нырнул. Пробежал по нему метров пять и фонарик включил. Сразу ясно — одного хозяина конфета. «Барбариска».
«Вот и посмотрим сейчас, где вы окопались», — решился Козлякин.
Нору нашел быстро. Бумажки в серой мгле видно сразу. Будто специально для него набросали. Штрек полузаваленный. Тишина полная. Вроде никого нет. Прилег. Воздух ноздрями потянул — точно, никого. Осторожно внутрь заглянул. Тут опасность одна — лишь бы никто не появился. Прикинул, сколько времени имеется. Получалось, что от поворота до норы не больше трех минут топать. Потом капкан. Пояс с реквизитом отцепил и спрятал.
На колени опустился и нырнул в нору юркой ящерицей.
Пока рассматривал лежку, настолько увлекся, что расчетное время пересидел чуток. Перед тем как выскакивать обратно, постарался порядок навести, как было, чтобы не думали, кто на моей постельке лежал да кто из моей чашки ел. Не удержался и прихватил из сидора полуоткрытого пару горстей «Барбарисок».
Смуту решил небольшую затеять. «Набросаю фантиков там-сям — пускай Заморенок на своих товарищей рычит за бардак и следы лишние. Пока разбираются, непонятки, глядишь, меж собой и появятся, а вражда у врага всегда на руку». Радуют мысли. Ползет Козлякин наружу и все про дверь деревянную в заморенковском тепляке думает.
«Надо же было такое заделать — будто вечно жить собрался. Интересно, что там, за дверцей?»
Когда выползал, голоса услышал. Высунул голову. Двое идут, и осталось до них совсем ничего. Хорошо хоть, фонарики на головах поверху светят — есть шанс выскочить.
Выкрутился из норы ужом и на карачках вдоль квершлага понесся, насколько прыти хватило.
Хорошо идут — не таясь. Говорят громко. Шорох все равно был, но пропустили они его за разговором.
Адреналин в крови булькает. Пока вещи осматривал, не заметил никакой лампочки большой, а значит, они в норе своей фонариками пользуются и есть возможность парочку образов туманных ребятам показать.
Пока готовился и пояс цеплял, вспомнил про один похожий концерт. Туристы попались непугливые, почти как девка сегодняшняя. С тенями бороться не стали, а побежали округу прочесывать. Чуть не попался тогда на раскорячке возле скалы.
Но все это пережито, а вот как парни себя поведут — неясно.
Пора. Настрой такой, что дрожит все внутри. Прикинул, откуда лучше первую картинку задвигать, руками уперся и начал.
33. М. Птахин
Когда загадку с планом разгадал, сразу силу почувствовал. Подкосили-таки самооценку мою упражнения на скале и Анечкина опека.
Пока засыпал, сто раз в мешке перевернулся, прерывая толчками бодрый храп Лысого, и все никак не мог отогнать от себя позорной картинки, как наша альпинистка кормит меня манной кашей.
Наконец, улучив момент, пока Серега перестал храпеть, я свалился-таки во множественные коридоры и переходы сна. «Сто восемьдесят градусов, — торжествовал я, в ночных видениях повторяя формулу разгадки задачи со штреком. — Переворачиваем всё на сто восемьдесят градусов…» Ожидая схватки с невидимым противником, я притаился за углом и пытался сообразить, как мне его увидеть, если я сижу лицом к скале. Топор я тоже держал за лезвие вместо рукояти и понимал, что мне предстоит не нападать, а убегать, если во всем использовать эту формулу, переворачивающую мир.
Единственная надежда в том, что этот сон перевернут для всех и враги тоже не должны меня заметить.
Неожиданно стало душно. Пришла мысль, что и спать я лег в мешке наоборот. Душит темнота.
Решение о перевороте мира казалось теперь страшной ошибкой, и я проснулся.
По счастью, реальная картинка была привычной. Кромешная тьма была такой плотной, что появилось желание вырвать из нее кусочек для коллекции «всячины со всего мира».
Определил бы ей на полке достойное место и показывал гостям со словами: «Вот в такой темноте мы жили, когда ходили в экспедицию по шахтам» или «Хотел больше привезти, но слишком уж далеко тащить».
Задумка рассмешила, и спать больше не хотелось. Валяться тоже. От немедленного похода в туалет удерживало лишь распоряжение Петра не ходить по одному. Решил зажечь наголовный фонарик и упорядочить вещички.
История с засыпанием на скале больше не беспокоила. После разгадки плана петровского отца вернулась моя обычная решительность, и сейчас я с немым изумлением пытался понять, как же такое со мной произошло. Тип, распластанный и храпящий на скале, ничего, кроме презрения, у меня сегодня не вызывал.
Сказал себе, что это произошло не со мной, и сразу почувствовал, что могу хоть сейчас забираться наверх без Анечки и Лысого.
В руки попался охотничий нож, который я сто лет собирался наточить и даже взял с собой для этого полуспиленный отцовский брусок. Видение себя, наводящего в ночи остроту на лезвии холодного оружия, впечатлило. «Все спят, а я к схватке готовлюсь», — поплевал я на оселок. Ширканье металла о камень не прозвучало громом в недрах горы. Напротив, появилось ощущение домашнего уюта и спокойствия.
Лысый в очередной раз перевернулся и всхрапнул. Анечка как лежала, свернувшись в клубочек, так и осталась. Лишь Петр на секунду открыл глаза, глянул раздраженно и накинул себе на лицо клапан спальника.
— Чего не спишь? — поинтересовался он спустя минуту, не открывая лица.
— Сто восемьдесят градусов покоя не дают.
— Чего? — выполз Петр в слабый свет моего фонарика.
— Весь сон перевернулся, — попытался объяснить я. — Напрягает, да и выспался я уже.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
