Книга Период полураспада - Елена Котова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
ГИРЕДМЕТ, институт, где работали Алка и Виктор, заканчивал строительство дома для сотрудников. У Алочки забот было невпроворот: получить комнату непременно на втором этаже – дом был без лифта – и непременно в третьем подъезде – там окна на две стороны. Она менялась ордерами, кого-то уговаривала, интриговала, и, как всегда, получила искомое: комнату в двадцать четыре метра в двухкомнатной квартире с огромной прихожей. Они с Виктором спали на раскладушках, ожидая, когда подойдет очередь на немецкий гарнитур, одежда на плечиках висела на гвоздиках, вбитых в стену. Просыпаясь от утренней боли в желудке, Алка смотрела на гвоздики. Иногда она вспоминала о том, что было «до»… Но тут же принималась думать, как уговорить родителей и соседей по квартире поменяться комнатами. Тогда у нее будет отдельная квартира с холлом и десятиметровой кухней!
Соседи отнеслись к затее без энтузиазма. Комната с балконом хоть и на Арбате, а не на окраине, застроенной общежитиями, была все же не в двухкомнатной квартире, а в коммуналке, где жили двадцать человек. Родители тоже сопротивлялись. Соломон повторял, что уезжать с Поварской в поселок ЗИЛ – такая дичь могла прийти в голову только Виктору. Катя плакала, говоря, что дочь – ясно же, что не Виктор заварил эту кашу – отрывает ее «от корней», и с кондачка такие вещи не делаются. Алка терпеливо утешала мать, а то и плакала вместе с ней, соглашалась, что Волхонка ЗИЛ – это, конечно, не благородная Поварская. Выжидала и снова возвращалась к вопросу. Как же они будут растить Гуленьку, если будут жить на разных концах города?
Последнюю неделю перед отъездом Катя ходила по квартире потерянная, повторяя, что оставляет тут свою жизнь, и горюя, что придется расстаться с пузатым буфетом красного дерева. Соломон из-за буфета покойной мамы не горевал, он уже мечтал купить немецкую «хельгу» вместо «этого старья». Он бы и письменный стол с резными точеными ножками оставил на Ржевском, но за стол вступилась уже не только Катя, но и Алочка: это антиквариат.
Этот стол, полуторная кровать и Катина скрипка переезжали с обитателями угловой комнаты со Ржевского на Болотниковскую улицу, в пятиэтажную новостройку напротив Москворецкого рынка. Захлопнулась дверь зеркального вестибюля, Катя, прижимая скрипку к груди, как когда-то она прижимала ее, впервые войдя в этот вестибюль, села с Соломоном в такси. Виктор вскочил в кузов грузовика с вещами. Катя оглянулась на свой подъезд, пробежала глазами до углового балкона на шестом этаже, еще крепче обняла скрипку, утерла слезы. Такси тронулось.
Не признаваясь в том Алочке, Ирка до последнего дня надеялась, что все сорвется. Она не представляла себе жизни за пределами дома с зеркальным вестибюлем, не было необходимости… Ей были не нужны цели, ей был неведом выбор. Ее новая жизнь была понятной и определенной, она сложилась сама собой с приходом Виктора Пикайзена, занявшего в ней такое же естественное место, как мама, тетя Катя с тетей Милой, дядя Слон… Как Алка не понимает, что нельзя тетю Катю, семейного ангела-хранителя, вырвать из их мира? Ирку не убеждал довод, что время стало другим. Алка с Виктором снимают комнату, не теснятся, как они с мужем и мамой, в одной комнате, с роялем и Таниной бельевой корзиной под ним. Время тут ни при чем. Алка бежит, как белка в колесе, они с Виктором Котовым устраивают свою жизнь совсем не так, как было принято в семье. Ирка не знала, правильно ли это. Подобно тете Кате, она то корила сестру за то, что та увозит кусок их семьи, то соглашалась, что сестра права… Надо радоваться, что у Алки будет отдельная двухкомнатная квартира, а не горевать, что больше не придется делить одну конфорку, по очереди мыться в одной и той же ванне. «Разве кто-то сможет отобрать любовь, наше чувство семьи… Нет, конечно», – повторяла себе Ирка, утирая слезы, когда за тетей Катей захлопнулась дверь вестибюля.
Колесо жизни вертелось, не останавливаясь, время менялось. Через год и сама Ирка стала укладывать вещи, готовясь к переезду. Виктору, получившему еще в пятьдесят восьмом году премию на Первом конкурсе Чайковского, дали наконец и квартиру. Лауреатство было, конечно, фактором, но если бы квартиру не помогли пробивать Давид Ойстрах, а главное, Елена Фабиановна Гнесина, которая уже едва ходила, но целыми днями названивала знакомым влиятельным людям, добираясь до самого высокого начальства в Моссовете, они, вероятно, еще не один год прожили бы с бельевой корзиной под роялем. Ирка этим особенно не тяготилась, не строила планов, не пилила мужа. Но квартира появилась, и надо было переезжать на Хорошевку.
Маруся, как и Катя, плохо представляла, как можно жить в такой глуши, глядя из окон на поле с тремя градирнями электростанции. Но в отличие от Кати Марусе в глушь ехать было и не надо. Да и Хорошевка по сравнению с Волхонкой ЗИЛ глушь относительная: на троллейбусе с улицы Горького всего полчаса без пересадки. А в другую сторону, еще несколько остановок на том же троллейбусе, и пожалуйста, – Серебряный Бор.
У Алочки возник новый план: что отец себе думает? Где же им проводить лето, как не в Серебряном Бору? Там у Комитета по кинематографии огромная дача!
– Ала, это невозможно, площадь там предоставляют только начальству…
– Папа, кому, как не тебе! Ты работаешь в кино уже тридцать лет.
– Ала, сейчас не время ставить вопрос о даче. Тем более мне…
– Что ты хочешь этим сказать? Что ты еврей? Не то время!
– Сейчас крайне сложная международная обстановка. Мы опять стоим на пороге войны, – Соломона раздражало легкомыслие дочери, как несколькими годами раньше раздражала радость зятя по поводу «развенчивания культа личности». Да, Сталин диктатор, но он защитил страну от фашистов, которые сожгли бы евреев в печах. Как можно сравнить с ним этого авантюриста, невежественного хохла, развалившего все, что можно, в собственной стране, а теперь и с Америкой поссорившегося! «Кузькину мать» он, видите ли, всем покажет со своей нищей Кубой! Война может начаться в любой день!
– Гуля, прекрати петь дурацкие песни! – Соломон не выдержал и дал шлепка любимой внучке, не в силах слышать, как та ходила по квартире, распевая «Куба, любовь моя, остров зари багровой…». – Твои родители не понимают, насколько все серьезно.
Каждый час Соломон пунктуально включал радио, и если слышал слова: «Говорит Москва…», произнесенные редким по тембру и выразительности голосом Юрия Левитана, то у него останавливалось сердце. Сейчас Левитан объявит: «Передаем заявление Советского Правительства…»
«Снова война? Не может быть», – думала Гуля. Тетя Рива недавно водила ее в кино смотреть кино про атомную бомбу. Гуля после этого кричала несколько ночей подряд, ей вновь и вновь снился страшный столб, превращающийся в гриб. Когда смолкали звуки песен в радио и раздавалось: «Передаем сигналы точного времени…», – она влезала на дедушкин стол выключить радио. Если нельзя объявить, что война началась, ее и не будет.
– Папа, какое отношение к даче имеет война? – не отставала от отца Алочка. – Ты можешь сходить в профком насчет Серебряного Бора?
Соломон понимал, что ни война, ни международная обстановка не помогут ему устоять перед напором дочери.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Период полураспада - Елена Котова», после закрытия браузера.