Ти ж мене пiдманула, ти ж мене пiдвела.Ти ж мене, молодого, з ума розуму звела…* * *
Жирное полотно дороги ложится под колёса. Шуршит под шинами асфальтовая крошка, белая трассирующая очередь разметки летит в лобовое стекло, но потом уютно ложится вдоль левого борта. Километровые столбы бегут навстречу, чтобы выкрикнуть цифры – и навсегда исчезнуть за спиной…
Ночные бивуаки дальнобойщиков у постов ГАИ.
«Плечевые» проститутки, дуреющие на обочине от жарящего солнца.
Тонированная «восьмерка», опасно вихляя кургузым задом, подрезает на трассе и снижает скорость. Стекло опускается, оттуда свешивается бледная рука, сжимающая в кулаке «ТТ»: тормози, олень!
Из «жигуленка», совершенно не спеша, вылезают двое в «адидасах» с тремя полосками под коленками. Развинченно подходят.
– Слы… За дорогу платил?
– Здравствуйте, господа! Хорошие погоды стоят, не находите?
– Слы! Ты МНЕ зубы-то не заговаривай. А то я ТЕБЕ зубы выбью. По одному.
– Платил, а как же без этого? Достойная дорога, купил по сходной цене.
– Кому платил?
– Сереже Паровозу. Ещё когда Чернавку проезжал. А это вам он просил передать…
– Чё ещё?
– Бутылка минеральной водички. Он сказал, что вы на солнышке можете перегреться, просил позаботиться.
– Слы, шутник. Езжай…
Летящие наискосок серые тучи. Мокрые хлопья снега в лицо, натужный скрип дворников. Буксующие на подъемах фуры и фуры, уже уставшие и прилегшие отдохнуть в кюветах, разбросав груз по грязному асфальту…
– Сержант Приходько, державна автоинспекция. Ваши документи на груз.
Карапет роется в бардачке, извлекает на свет божий ужасно замызганные мятые листки.
– Вот, пан офицер.
– Гы-гы! Петро, йди сюди. Поглянь, який дивный папир. Минулого року, груз везе з Москвы до Мурманьска. Дурень, ты з розуму зьихав, чи ни? У Мурманьск идеш через Волынь, та ще по неправильних документах.
– Там второй лист гляньте, пан офицер.
Сержант обнаруживает приколотую скрепкой десятидолларовую купюру, довольно хмыкает и лениво изображает отдание чести.
– Щасливой дороги, будьте обережни…
И снова машина жрёт серое полотно, довольно урча. Под напором ветра ряды деревьев раскачиваются в безостановочных поклонах, бросая золотые монеты листьев под колёса. Телеграфные столбы гитарными струнами проводов очерчивают пространство, разрешенное к взлёту.
Человек, крутящий баранку, думает, что это он выбирает дорогу, по которой ему ехать. Что стоит легко повернуть руль – и перед ним раскроются яркие наличники гостеприимной деревеньки. Или зеленый сумрак тайной браконьерской просеки…
Но чаще всего мы выбираем дорогу, которая уже давно сама выбрала нас…
* * *
– Здорово, Марат-джан!
– О! Контрабандист приехал наконец-то. Чего смурной такой, Карапет?
– Блин, проблемы у меня. С грузом для вашего отдела бартера.
– Присаживайся, колись, чего там у тебя стряслось.
– На заводе в Кишиневе загрузился стиральными машинами для твоих бартерщиков, ещё и документы оформил все, как положено, дурак. Вам же, заводским, все бумажки нужны честь по чести, законники хреновы…
А на выезде меня братва тормознула – мол, сгружай две машины в уплату за ворота, все так делают…
– А ты чё?
– А я ничё! Я им – не «все»! Дал по газам да ушёл. Только потом на украинской границе они меня встретили. Вместе с украинским таможенником, мать его за ногу. Четыре машинки сгрузили – типа, двойная такса за бунт. А таможенник вместо снятой молдавской пломбы свою повесил, козёл.
– Да не бери в голову, разберемся. Подумаешь – четыре дерьмовых молдавских стиральных машины. Чаю хочешь?
– Лучше коньяку.
– Можно и коньяку. Как сам-то, как дома?
– Да жена всю плешь проела… Говорит, весь Артёмовск над нами смеется. Денег, как у дурня махорки, а машины нет нормальной. В кинотеатр на «камазе» ездим.
– Ну а ты?
– Я ей говорю – тише ори, не дай Бог Гоша услышит, обидится… А она ржёт надо мной. Говорит, что я совсем с ума сошел со своим Гошей…