Книга Пусть любить тебя будет больно - Ульяна Соболева

– Бешеный, не высовывайся, пока Афган не снимет тех двоих.

Руслан с такой силой сжимал ствол, что ему казалось, тот расплавится на хрен. Перевел взгляд на Макса и снова на окна. Терпение отказывало, оно просто не поддавалось контролю. Он пригнулся к земле, дрожа от напряжения. Ему казалось, что он способен сейчас сорваться с места и перестрелять всех к такой-то матери. Логика отказывала, тормоза тоже, он закончился, весь. Вместе с батарейками, зарядкой, ожиданием, выдержкой. Контакты заклинило. Он и Макса слышал с трудом, только пальцы его почувствовал на плече цепкие. Держит, не дает вскочить на ноги и сорваться к дьяволу.

Они пробрались к зданию склада пешком. Машины оставили даже не на дороге, а отогнали в кусты. Чтоб не светиться, если кто проедет из Ахмедовских по окружной. В тачке с заведенным мотором ждал сигнала один из ребят, который первым сорвётся с места, как только вынесут детей. Остальные – как повезет. Все прекрасно понимали, что отсюда можно не вернуться. Не стоит недооценивать азиата, он наверняка ловушек натыкал и прекрасно понимал, что могут сунуться и брать склад штурмом. Руслан искренне надеялся, что Леший сидит и ждет, а не плачется Ахмеду о дочери. Если просчитался тут, то, возможно, их на складе встретят. Да так встретят, что в живых никого не останется.

– Как только раздадутся выстрелы – беги, а я прикрою.

Руслан кивнул, не сводя взгляда с окон. Он должен вернуть их живыми. Он обещал Оксане. Хотя бы одно из своих обещаний обязан выполнить. Все остальное потом. Про это «потом» даже думать сейчас нельзя.

– Твари. Уже сколько времени ни одна сволочь к окнам не вышла. Времени в обрез, – прошептал он, смахивая капли пота со лба.

– Ждем еще пару минут. Нам не помешает, если Афган их уберет до того, как ты туда сунешься.

– Нет у нас этих минут. Черт его знает, что они там делают. Я сам их сниму. Прикроешь со спины. Хватит ждать!

Дернулся вперед, но Макс удержал, и Руслан почувствовал, что сейчас способен выстрелить даже в Зверя, если помешает.

– Одно неверное движение – и твои дети станут живыми щитами. Терпи. Дыши глубже, Бешеный. Не всегда надо рвать в бой, даже если крышу на хрен сносит.

– В любую секунду может смениться охрана, и тогда все здесь спалимся, и они не щитами станут, а пушечным мясом. Уже почти четыре часа утра. Мы двадцать минут ждем. ТАМ. МОИ. ДЕТИ. Понимаешь?

Зверь прищурился, разглядывая окна и передергивая затвор пистолета.

– Понимаешь. Я все понимаешь. Так. Я Афгану маякну, чтоб остальным сигнал дал, когда ты тех двух снимешь, и пусть на прицеле держит окна. Я с тобой пойду. Прикрою, чтоб не сунулся никто. Граф с пацанами ждут – они завалят охрану внизу.

Руслан сжал плечо Макса.

– Если херня какая-то будет – вы, главное, детей выносите отсюда, понял? На меня не оглядываться. Ни на кого не оглядываться.

– Сам вынесешь. Помирать что ли тут собрался? Рано тебе еще. Костлявая позади тебя не маячит. Это я тебе точно говорю. Я ее за версту нюхом чую. Всё, давай, не светись.

Бешеный на Зверя посмотрел вблизи, и ему показалось, что увидел впервые. Вроде живым кажется. Клоун клоуном, а если присмотреться – в глазах отражение той самой костлявой, о которой только что говорил. Страшные у него глаза – пустые. Руслан достаточно людей перевидал из своих, но редко от чьего-то взгляда мороз по коже пробирает. Нет, не от страха, а от понимания, что кто-то смерти не боится и вообще этого страха не ведает, что у кого-то напрочь нет тормозов. Врага такого не хотел бы себе, впрочем, и друга тоже. Да и вряд ли у этого есть друзья. Такие сами по себе. Одиночки по жизни.

– Я пошел.

Руслан ползком прокрался к пожарной лестнице, слыша, как сзади ползет Макс. Минуты опять растянулись на вечность, и тишина оглушительная настолько, что лопаются барабанные перепонки от воя адреналина. Каждый нерв на взводе и в ожидании подвоха. Подполз к лестнице и, стиснув зубы, приподнялся.

– Прожектор! Пригнись!

Снова лицом в землю, и луч скользит совсем рядом. Адреналин уже не воет, а рвет виски. Начинает морозить, и Руслан понимает, что действие искусственного допинга закончилось. Теперь только на свои силы, которые мобилизованы не на грани, а за гранью.

– Подожди, Бешеный.

Макс поравнялся с Русланом и протянул небольшую серебристую флягу.

– Хлебни. Кайф всегда так отходит – ознобом бьет. Это поможет, чтоб руки ходуном не ходили. Не отпирайся. Я по зрачкам вижу. Сам, бывало, таким допингом со сном и усталостью справлялся. Только действие у него короткое. Давай, глоток – и вперед.

Руслан сделал несколько глотков и, выдохнув, поднялся с земли, полез по перекладинам, стараясь не оглядываться, всецело полагаясь на того, кто остался внизу.

Каждая ступень приближает к неизвестности, и он не позволяет страху сковать мысли. Не думать. Опять не думать. Прислушиваться только к шуму в ушах и сердцебиению, отсчитывая удары вместе с перекладинами. Забрался на второй этаж, заглядывая в окна – пусто. Ни души. Свет не горит. Паника поползла мурашками вдоль позвоночника к затылку, и терпение оглушительным взрывом, ударной волной вместе с бьющимся стеклом посыпалось вниз.

Слишком тихо. Как будто здесь нет никого. Звон стекла должны были услышать непременно, а значит, притаились. Перепрыгнув через подоконник, замер со стволом в вытянутых руках – двое охранников мертвые у двери. На стене кровь и розоватые потеки растекшихся мозгов. Твою ж мать! Здесь уже побывали до них!