Восточная граница Земли тельцов, город Арисса. Первый день Арисской ярмарки.
Речи ли Меххема были причиной тому, или свежий утренний воздух прочистил наконец ее кровь, но только голова Найаны стала потихоньку проясняться, и когда они поравнялись с базарной площадью, девушка уже полностью пришла в себя. Меххем, оказавшийся прекрасным рассказчиком, повествовал о горькой судьбе своего хозяина, и о приключениях, которые пришлось им пережить на опасном пути из захваченных разбойниками земель к Ариссе.
Увлекательный разговор скрасил дорогу. Вблизи базарной площади улицы заполнились людьми, и вид занятых обычными утренними делами горожан окончательно успокоил душу Найаны, заставив забыть странные мысли, одолевавшие возле Цитадели.
Им предстояло обогнуть рынок по Возовой улице, а потом пройти два квартала по Инжирной. На Возовой вовсю готовились к скорому шествию из храма: две дюжины метельщиков с таким рвением обрабатывали мостовую, что взметнувшиеся в воздух облака пыли почти скрыли их, превратив в темные силуэты на сизо-туманном фоне. Кашляя и чертыхаясь, в пыли сновали припозднившиеся грузчики, перетаскивавшие товар из окрестных домов на прилавки. У ворот рынка, украшенных осенними плодами, и увенчанных стилизованными бычьими рогами с подновленной позолотой, ошивались дюжины полторы солдат — из тех, что по традиции придаются на время ярмарки в помощь городской страже, дабы охранять купцов от воров и грабителей.
— Почтенный Меххем, давай обойдем по соседней улице, — попросила Найана, когда они вплотную приблизились к поднимаемой метельщиками стене пыли.
Меххем, — он вел рассказ о том, как они с молодым хозяином прятали караван в пещере, опасаясь встречи с очередным разъездом разбойничьей армии, — как будто не услышал ее слов, продолжая двигаться прямо в центр сизого облака.
— Эй! — остановившись, Найана ухватила толстяка за рукав и заставила стать. — Там пыль. Ведь ты не собираешься идти через пыль?
— Что? — встрепенулся овен. — Ах, да, конечно, пыль. Да…
И тем не менее он сделал попытку двинуться в прежнем направлении, однако Найана почти силой увлекла его влево, на узкую улочку, ведшую вдоль Возовой, и выводившую на ту же Инжирную, хотя и сильно вкось. Такой поворот как будто очень расстроил Меххема, но едва Найана попыталась выяснить, в чем причина такой спешки, приказчик возобновил рассказ, и они продолжили дорогу.
Когда они почти добрались до Инжирной, и рассказ Меххема, будто следуя извивам пути, приближался к тому моменту, когда преодолевший тысячу опасностей караван готов был пересечь границу Земли тельцов, со стороны Цитадели вдруг донесся тревожный гул Большого Набатного Барабана.
— Что там? — воскликнула Найана, остановившись.
— Шествие начинается, — проговорил Меххем. — Поторопимся…
— Но это набатный барабан, — возразила Найана. — Когда начинается шествие, звучит гонг и флейты …
— А сегодня решили ударить в барабан, — пожал плечами приказчик. — Так слышнее. Скоро откроется торговля. Хочешь успеть — идем…
— Торговли не будет, — твердо сказала Найана. — Ты чужеземец, не знаешь. Бой барабана означает беду. Там что-то стряслось. Я должна…
Не договорив, Найана сделала движение, чтобы бежать к Цитадели, но вдруг почувствовала, как что-то острое кольнуло под лопатку.
— Мы. Идем. На. Инжирную, — раздельно произнес Меххем, и в голосе его от давешней любезности не осталось и следа. — Будешь паинькой — останешься в живых.
— Прочь руки, инородец! — прошипела Найана. — Забыл, кто я? Забыл, кто мой отец?!
— Помню прекрасно. Именно поэтому ты сейчас пойдешь со мной, — стальным голосом ответил толстяк. — Именно потому, что твой папаша — злобный выродок Яссен.
— Къасавчик Мыээс! Къасавчи-ик! — этот трубный клич означал, что Хелоше надоел легкий флирт, и она переходит к решительным действиям. Отбросив веник, девица вплотную придвинулась к юноше, обдав его убийственной смесью запахов пота, чеснока и давно не мытого тела, и принялась водить грязным жирным пальцем по отрезу драгоценнейшей парчи.
Тревожный барабанный гул, уже некоторое время доносившийся со стороны Цитадели, мгновенно вылетел из головы. Тея передернуло. Его нелюбимый средний братец Месс, ворюга Месс, поганец Месс, за проделки которого, «благодаря» поразительному внешнему сходству, частенько влетало Тею, бабник Месс, похотливый как тысяча козлов, сумел достать брата даже из Тени. Для Месса не существовало непривлекательных женщин, все, что в его скабрезном умишке хотя бы отдаленно соответствовало определению «баба», все подвергалось немедленным, бурным, и по большей части успешным атакам. Без всяких сомнений, братишка, в прежние свои приезды, не пропускал и это разящее потом существо, умея разглядеть женское начало даже там, где иной не разглядит и начала человеческого. Надо полагать, согретая вниманием обалдуя, Хелоша где-то в безнадежно запутанных лабиринтах своей души считала себя невестой, и страстно и верно ждала каждого очередного появления «жениха». Пожалуй, она и не замечала времени, пролетавшего между ярмарками, год в ее сознании равнялся дню; не заметила она и того, что «суженный» вдруг чудесно помолодел на несколько лет, и стал чуть ниже ростом. Такие мелочи не волновали Хелошу — она жаждала любви, и намеревалась получить ее прямо сейчас и прямо здесь, на каменных плитах двора.
— Мыээс, — страстно промычала дурочка, надвигаясь на несчастного парня, который, рискуя оступиться и свернуть шею, пятился задом вдоль импровизированного прилавка. — Миииый. Это я, твоя куъочка. Поцеуй меняааа. — Хелоша вытянула трубочкой слюнявые губы, отчего ее разбойничьи усы встопорщились, а подбородок стал мокрым.
Тей понял, что еще минута, и его вырвет.
— Нет! — выкрикнул последний из Ашшави. — Я не Месс. Я не твой милый! Отстань, дура! Дура!!!
Это слово подействовало на Хелошу как удар дубиной. Внезапно остановившись, она уставила на Тея взгляд огромных как блюдца коровьих глаз.
