– Вон, у тебя и синяк до сих пор на скуле, – разглядела Зойка и вновь захохотала. – Как я тебя, а?
– Поэтому меня и послали к вам, – нашелся Шурик. – Я живу рядом с Кириллом Андреевичем, мой отец – прокурор.
Про папу он ввернул, может, и глупо, но сделал это для собственной безопасности, а то от нее всего ждать можно. Зойка вдруг ни с того ни с сего запела:
– А я сын прокуро-ора… на скамье подсуди-имых… И что тебе надо, сынок? Из нашего базара ты должен понять, что я не метала никаких лезвий, следовательно, младшую жену Кирюши не я уложила. И ваще, докажи, что я там была!
– Извините, это вы обязаны предоставить алиби.
– А если у меня его нет? – не испугалась она.
– Вы попадаете в разряд подозреваемых. Вам, должно быть, известно, чем это вам грозит.
Зоя достала из сумки пачку сигарет, закурила, предложила и ему:
– Угощайся.
– Спасибо, я не курю.
– Ух, ты какой! – Кажется, она его похвалила?
Некоторое время Зойка курила, нахмурив брови и глядя прямо перед собой, а Шурик получил возможность передохнуть и быстренько проанализировать этот диалог. Нормально все получилось, несмотря на некоторые проколы с его стороны и неумение вести допрос.
– Если бы я там была, запустила бы лезвие в Кирюшу, – созналась она, ничуть не боясь, что ее слова он впоследствии обернет против нее же.
– А вы умеете метать лезвия?
– Учти на будущее, сынок. В подобных обстоятельствах не задавай идиотских вопросов, потому что правду тебе никто не скажет. Но так и быть, тебе я признаюсь: я не умею метать ни лезвия, ни бисер перед свиньями.
– Зачем же вы тайком пробирались в дом Кирилла Андреевича? – усмехнулся Шурик, давая ей понять: меня не проведешь, ты все равно попалась. – Не поздороваться же с ним хотели.
Зоя посмотрела на него, взгляд на этот раз у нее был тяжелый. Шурик просто физически почувствовал, как невидимая тяжесть вдавливает его в сиденье, и ему стало не по себе.
– Зачем спрашиваешь? – произнесла она тягуче, словно пьяная. Внезапно встрепенулась, бросила окурок в окно. – Разворачивайся, ко мне поедем.
Шурик доехал до ее дома, она открыла дверцу, намереваясь выйти.
– Куда? – вскинулся он.
– Не бойся, не сбегу, бежать мне некуда. Я только переоденусь, а ты подожди. В залог сумку оставляю, а в ней… – Зоя достала кошелек. – Вот. Деньги. Надеюсь, ты не вор?
– Как вы могли подумать!
– Хм! Да кто вас знает, все вы хороши, папенькины сынки. Для меня это большие деньги, поэтому рискую я, а не ты. Жди.
Она пробыла в доме недолго. Вышла в штанах, рубашке и кепке, которые он уже не однажды видел на ней, залезла в машину:
– Поехали, мальчик Шурик.
– Куда?
– В город. К Кирюше. Ты же знаешь, где он живет, раз ты его сосед?
Проверяет его, что ли? По всем показателям и так понятно, что Шурик ей не лгал, с прокуратурой он связан, зачетку она вскользь, но посмотрела. Он ничего не сказал ей, помчался к городу, гадая, что она ему приготовила. По дороге Зойка во весь голос пела блатную жалостливую песню про сына прокурора, который очутился на скамье подсудимых, а папа ему срок впаял. Жуть, а не песенка! Шурик так и не понял, что именно эта женщина собой представляет, лишь ощущал ее наигранную браваду и не видел в ней никакого страха.
Глава 15Очутившись в положении узника, Кирилл вспомнил народную мудрость «от сумы и от тюрьмы не зарекайся» и, осознав свершившуюся с ним катастрофу, полностью потерял способность к сопротивлению. Превратившись в животное, не умеющее ни думать, ни анализировать, а только есть и спать, он на допросах проявил полную апатию к своему положению, считая, что ему уже ничто не поможет. И признал свою вину, но не мог объяснить, как он орудовал лезвием. Не вывел его из депрессии и адвокат, предложивший Кириллу свои варианты решения проблемы, все долдонивший о том, что есть зацепки, будто бы даже следователи сомневаются – Кирилл ли убил. Узник закатывал глаза к потолку и бубнил себе под нос:
– Это возмездие!
О каком возмездии он говорил, что он имел в виду? Этого не дано было понять никому. Адвокат решил: должно пройти время, хотя адекватному человеку несвойственно так покорно складывать лапки. Вот! У адвоката родилась ценная мысль: Кирилл неадекватен, ему необходимо медицинское обследование, следовательно, его надо освободить под подписку о невыезде, иначе процесс будет необратим. Пока в прокуратуре раздумывали, как с Кириллом Андреевичем поступить, узник лежал на нарах, вспоминая всю свою прошедшую жизнь – далекую, как луна на небе.
Ночь. Уже и прохожие встречались все реже и реже, а Зойка так и не сказала, почему они стоят в переулке, кого или чего ждут. От этого ничегонеделанья Шурику хотелось спать, а музыка дополнительно его усыпляла. Примерно в девятом часу Зойка толкнула его в плечо:
– Молодой человек, угостите даму пирожком, невыносимо жрать хочется.
– А мы долго здесь будем сидеть?
– Долго, мальчик Шурик, долго, – пообещала Зойка, направив на себя зеркало заднего вида и поправляя кепку.
– Придется проехаться, – заводя мотор, сказал он. – Поблизости нет магазинов с пирожками.
– Подойдет и булка с кефиром.
– Все равно подъедем в другое место.
Остановившись, Шурик вытащил ключи, надеясь, что без них пассажирка не угонит автомобиль, вышел и на минутку задержался, вычисляя самый короткий путь к точке, где продавалось что-либо съедобное. Время-то было позднее, не все магазины работали. Скорым шагом он добрался до пиццерии, купил две пиццы в коробках и две бутылки воды. Идя обратно к машине, Шурик позвонил домой, солгал, что он у друзей задерживается, в общем, сыновний долг он выполнил.
Как она выразилась, жрать хотел и Шурик, поэтому уплетал пиццу за обе щеки, не отставая от Зойки.
– Под такой ужин пивка бы, – сказала Зойка.
– Пиво вы не заказывали. Не понимаю, чего мы ждем?
– Ночи, дружочек, глубокой и темной ночи.
– А потом что будет?
– Потом я отвечу на твой вопрос: зачем я лезла в дом бывшего мужа – чтобы ему, гаду, пусто было! Чтобы ему впаяли лет двадцать! Чтобы он оттуда не вышел никогда!
Шурик набрался терпения и ждал, беседуя с Зойкой на разные темы. Она оказалась весьма продвинутой по части музыки и вообще, когда она не придуривалась, изображая бывалую зэчку, проявила себя интересным собеседником. Однако Шурик не расслаблялся и, замечая внезапное движение со стороны Зойки, настораживался. Стрелки часов перевалили за двенадцать, Шурик откровенно зевал, и тут вдруг его спутница сказала:
