Она не верила своим глазам. Никто не говорил ей о ремонте, а сама она не была тут много месяцев. Забавно, но она всегда считала, что «Край Света» принадлежит ей, хотя земля, кажется, находилась в собственности у лорда Бентона. Йевеллы лишь арендовали ее, а теперь аренда, видно, закончилась.
Расстроенная, она бросилась вниз; внутри у нее все бурлило, словно в чане с кипящим маслом. Кому все это надо? Она увидела Дитера. Он ждал ее, сжимая в руке пилотку.
– Кто это строит там наверху? – спросила она на своем школьном немецком. Он улыбнулся и ответил ей по-английски:
– Это герр Бен. Я ему помогаю. Кажется, он строит для своей девушки. – Он постучал себя в грудь. – Он делает новый дом, но это большой секрет.
Одним глотком Миррен проглотила эту информацию. Да как он смел? Как Бен посмел забрать ее мечту, забрать тайком, за ее спиной и превратить в свою собственную? Теперь он приведет туда добродетельную зануду мисс Динсдейл, и они будут там жить, как два голубочка. Но ведь «Край Света» не его, а ее, Миррен!
Она так разозлилась, что забыла, зачем хотела его отыскать. Если бы она встретила его в тот момент, она бы наорала на него. Лучше не видеть его, подлеца; он собирался жениться и ни слова не сказал ей об этом. Как он посмел украсть ее мечту? Слезы лились по ее щекам. Нет, она не покажет, что знает его маленький секрет, пускай он не радуется. Сейчас ей срочно нужно выпить. Она поспешила в Крэгсайд и пряталась весь день в своей спальне, уткнувшись лицом в подушку. У нее болела душа. «Край Света» был ее тайным, заветным пристанищем, и вот теперь она его потеряла.
– Джек приедет домой на выходной. Мы получили телеграмму, – закричала Флорри у подножия лестницы; она бегала по дому, сообщая всем радостное известие. Они готовили своих коров к рождественскому конкурсу упитанности. Все были заняты, заводили животных в кузов грузовика и привязывали их там.
Бен заметил, как помрачнело лицо Миррен.
– По-моему, слишком рано. Кто сказал, что он может выходить на улицу?
– Поляк, тот приятный доктор с бородой. Я слышала, что его, беднягу, спасли из концентрационного лагеря. Их там несколько, таких вот докторов, в Лидсе, и они делают хорошие дела, вот и нашему Джеку помогли. Доктор Мюррей сказал, что если в этот приезд все будет нормально, то он приедет и на Рождество. – Флорри сияла. – Господь внял моим молитвам.
Миррен покачала головой.
– Вы с Томом езжайте и привезите его. Мы слишком заняты со всей этой ерундой, правда, Бен? – впервые за долгое время она посмотрела ему в глаза. Он замечал, что она избегала его, и объяснял это тем, что ей стыдно. С тех пор они не разговаривали, но она старалась показать ему, что не пьет, и, как с облегчением отметил Бен, к коровьему конкурсу уже вернулась в нормальную форму.
– Мы привезем его домой в вэне. Ему нужны отдых и хорошее питание. Вид этих холмов взбодрит его и твое веселое лицо, Миррен, тоже. Я испеку большой бисквит, если наберу яиц. Если куры будут и дальше так плохо нестись, я сверну им шею. В эти дни всего как-то стало маловато. – Она вздохнула.
Бен взглянул на Миррен, рассчитывая, что она признается в том, что тайком продавала яйца, но она лишь покраснела и отвела взгляд.
Возвращение Джека станет лучшим лекарством, подумал Бен. Тогда он покажет им свой сюрприз и даст им шанс снова узнать друг друга. Больше не будет поездок в лечебницу и искушений для Миррен. Он больше не ощущал в ее дыхании запаха спиртного, только запах мятных конфет, которые она непрестанно сосала, вероятно, чтобы чем-то занять рот. Если она исправится, он не станет никому ничего рассказывать.
Год был очень скверным, и вот наконец-то к ней вернулся здравый смысл. Теперь зима, и эпизоды с яйцами прекратятся. Миррен разумная. Она понимает – хватит, значит, хватит. Но даже он догадывался, что этот приезд Джека будет нелегким для всех. После того несчастья Джек впервые вернется на ферму.
Не жалеть его было невозможно. Злейшему врагу не пожелаешь тех страданий, что выпали на долю Миррен и Джека. Они с ужасом ждали приближавшегося Рождества, ведь теперь они не увидят, как малышка откроет свои подарки и заглянет в чулочек. Дети делают Рождество особенно радостным.
На праздник приедут мама с папой и, может, Берт с Ириной, его иностранной невестой, если ее пустят в страну. Они познакомились, когда войска освобождали его лагерь. Она была переводчица. Вся округа говорила, что он наконец-то вернется домой, да еще с красивой невестой-иностранкой. У кого-то ее приезд вызовет недовольство, ведь она немка. После окончания войны она помогала Берту, а теперь он намерен вернуться в школу и учить детей столярному ремеслу. Бену не терпелось поскорее повидаться с братом.
Война переменила каждого, но одновременно сплотила их семью. Мать и отец только и говорили, что о приключениях Берта. Бен надеялся, что семейное единство поддержит Джека и Миррен в самые тяжелые минуты.
– Давай быстрее! Что ты копаешься? – закричала Миррен. – Мы опаздываем. Я хочу получить розочку хотя бы за этот лот. У нас ведь это первый большой аукцион после войны, – засмеялась она. – Спорим, что на аукционном ринге найдутся недовольные, когда судьи объявят свое решение?
– Не сомневаюсь. – Бен вздохнул с облегчением – перед ним была прежняя Миррен. Как глупо было с его стороны не верить, что со временем и при участливом к ней отношении она исправится.
Скарпертонский аукцион добродушно гудел. Работники в белых халатах торжественно вели по кругу откормленных телок, быков, телят. Местные фермеры в твидовых костюмах разглядывали своих соперников, отпускали комментарии насчет животных. Мясники прикидывали, что им купить для рождественских продаж, а аукционер выкрикивал цены. Рядом стояли ларьки с местной продукцией, рабочей одеждой и потребительскими товарами; возле них ходили женщины с корзинками и торговались с продавцами.
Йевеллы наводили лоск на последнего из их бычков, полировали ему бока, чтобы подчеркнуть его упитанность. А Миррен только и думала о том, что Джек приедет домой, и ей придется делить с ним постель. Как она примет свое лекарство, если он будет рядом?
Ей нужно пополнить свои тающие припасы. Ее нервы напрягались всякий раз, как она думала о его приезде: вот все они соберутся вместе, но без Сильвии.
Ее терзала невыносимая мысль, что она лежит в земле и уже не вскочит радостно с постели в рождественское утро. Ей хотелось забыть про этот проклятый год, стереть его из памяти.
В последние недели она старалась не смотреть на витрины с игрушками и рождественскими сюжетами, на праздничный декор, каким бы скромным он ни был в скудный послевоенный год. Для нее было мучительно больно видеть, как дети показывали пальчиком на яркие игрушки, на кукол в коробках, на кукольные коляски и одежду.
Ей был нужен запас виски, чтобы продержаться в ближайшие недели, но для бартера не было ни лишних яиц, ни какой другой провизии. Была бабушкина брошь, та самая, которую она передала бы Сильвии, если бы не… Какой теперь в ней прок? Лучше купить лекарство и не портить никому Рождество. Она окажется более приятной компанией, если приглушит свою боль. Но обменивать брошь на спиртное не очень-то правильно. Бабушка в гробу перевернется.
