– Идите вперед, я отдыхаю после каждых десяти ступеней и не хочу задерживать вас.
Японка поклонилась и я поспешила наверх. Казалась какая-то сила подталкивает меня, не давая остановиться и расслабиться.
Музыкальная терраса оказалась довольно-таки широкой, она огибала гору, серой асфальтной лентой. Кругом стояли скамейки, на которых, должно быть, приятно было посидеть в тени и покое, расслабляясь после утомительного восхождения. Тут же я обнаружила крохотную тропку, уходящую вверх, и пошла по ней. Буквально в трех метрах вверх от музыкальной террасы стояли рядами красные скамьи. Это место специально предназначалось для музыкантов, видеть которых не обязательно, достаточно и того, что льется музыка, догадалась я.
Тропа же петляла, извиваясь и словно призывая следовать по ней до самой вершины. Никогда в жизни я не восходила ни на одну гору, и поэтому не могла отказаться от такого настойчивого приглашения, тем более что какая-то непонятная сила увлекала меня все выше и выше. Почти что бегом я поднималась по крутой тропинке. Где-то приходилось обходить огромные, похожие на питонов, корни деревьев, где-то хвататься за ветки, подтягиваясь на руках. Вокруг меня раскинулся дикий тропический лес, несколько раз буквально из-под ног выскакивали юркие ящерицы, огромные полосатые пауки глазели из центра своих паутин. А я устремлялась все выше и выше, пока кроны деревьев не открыли голубое, точно сапфир небо.
Я оказалась на плоской белой площадке, как раз между двух когтистых и зубастых львов ши-ши, приветствовавших меня со своих высоких постаментов. Между ними виднелась белая дорога к храму.
Я слышала о многих восхождениях, в юности моя мама занималась горным туризмом, но никогда прежде не слышала о восхождении на гору, увенчанную точно облаком, белым храмом.
Дорога к нему походила на взлетную полосу. Казалось, что именно здесь должны были бы совершать свои посадки боги и именно отсюда души праведников поднимаются вверх. Я шла к храму, раскинув руки, словно ветер мог подхватить меня и унести в неведомые и прекрасные края.
Но вместо этого легкий ветерок донес до меня протяжные звуки флейты. Бросив монетки и попросив удачи на ступенях храма, я обошла его и увидела молодого монаха, играющего на флейте.
После этого первого посещения я частенько наведывалась в белый храм, слушая музыку монаха. И однажды, уже перед отъездом, когда я пришла прощаться, неожиданно мне в голову пришла озорная мысль.
Дело в том, что мама и брат прислали мне свои следы, вырезанные из бумаги, благодаря им я не боялась ошибиться в размерах, покупая им обувь. Делая покупки в магазинах, гуляя по паркам или сидя в кафе, я всегда мечтала, что в один прекрасный день смогу привезти свою семью в Японию. Сводить в парки, угостить вкусной едой, накупить подарков, и совершить восхождение к белому храму.
И вот теперь я пришла прощаться.
Не задумываясь я вынула из сумки оба следа и поставила их на дорогу, ведущую к храму.
Представляю, какие мысли появились бы в головах монахов, обнаружь они мою инсталляцию.
Поклонившись в последний раз храму и уже собираясь спускаться, я обернулась, успев заметить, как ветер поднял в воздух два следа и словно подтолкнул их к храму.
Однако сила, поднимающая меня все это время на вершину горы, вдруг словно подтолкнула вниз, не дав досмотреть до конца.
И вот что еще интересно. На половине спуска я вдруг явственно услышала флейту монаха.
Осенний Кадзурабаси
В первый раз я была на подвесном мосту Кадзурабаси в день своего рождения – первого июля, тогда Соти-сан сказал странную фразу: «Ты только что прошла по мужскому мосту, как это делали монахи и воины. Это мужская инициация, так что если хочешь пройти и женскую, дружи со мной, и когда деревья станут разноцветными, горы покроются пестрым ковром, я отвезу тебя на онна-баси, где ты пройдешь путь женщины».
И что же – деревья начали примерять свои яркие осенние кимоно, и машина Соти-сана уже стояла в условленном месте, поджидая меня, для того, чтобы исполнить данное несколько месяцев назад обещание.
До моста мы ехали молча, старик врубил на полную мощь музыку, каждый думал о своем. Приближался день моего отъезда.
– Я не приду на Саёнара-пати и не буду говорить тебе "прощай", – наконец проговорил Соти-сан. – Вернешься ты или нет, я переворачиваю страницу нашего знакомства[28]. Это лето было необычным, но полезным для меня, я сделал много хороших фотографий, посетил места, в которые не выбрался бы самостоятельно. Спасибо тебе за это.
Я хотела произнести ответные слова благодарности, но фотограф остановил меня.
– Сейчас ты завершишь начатый обряд и будешь свободна. Но сначала, – он лукаво улыбнулся, показав мне на лежащую на заднем сидении камеру, – последние фотографии у водопадов.
Мы проехали еще немного и притормозили.
Светило солнце, но несмотря на это ветер был просто ледяным. Я была рада, что захватила с собой теплую куртку.
– Встань ближе к струям. Вот так. Должен получиться превосходный кадр.
Точно факел невдалеке алел японский клен с крошечными похожими на маленькие звездочки листочками.
Мы снова забрались в машину и остановились в уже знакомом месте возле подвесного моста.
Но вместо того чтобы сразу же пойти на мужской мост, Соти-сан повел меня совсем в другую сторону, углубляясь в лес – там спрятанный ото всех висел между небом и землей женский мост.
В этот раз мы обошлись без маскарада и переодеваний. Соти-сан молча сфотографировал меня на женском и на мужском мостах. Возле мужского моста все так же бился белый водопад, похожий на женщину в длинных белых одеждах с волнистыми белыми волосами. Интересно, видит кто-нибудь в этом водопаде женщину? Наверное, если покопаться, можно найти такую легенду.
Сев в машину я записала в блокнот стихотворную строчку. Соти-сан стоял рядом, дожидаясь когда я закончу.
– Что ты писала? – поинтересовался он.
– Всего лишь стихотворение, – ответила я.
На обратном пути мы остановились под светофором недалеко от платной дороги. Рядом с моим окошком торчали потемневшие от дорожной пыли и выхлопных газов толстые стебли с грубо срезанными верхушками. Я присмотрелась – так это же юнии! Те самые голубые юнии, покрывающие горы, смотреть на которые возил меня Соти-сан.
Я показала фотографу на изуродованные стебли.
– Помнишь?
Он заулыбался, загадочно поглядывая на меня. Больше мы не произнесли ни слова, но я поняла, как для тонко чувствующего фотографа был важен сам факт, что я сумела узнать стебли цветов, сделавшихся неким символом для нас двоих.
