Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
– Да, я ее знакомая. Спасибо вам, до свидания…
Катя быстро положила трубку на рычаг, словно испугалась, что обожжется, а после начала бродить кругами по комнате, с трудом устраивая в себе полученную информацию. Умерла, значит… Машиной сшибло. Совсем к старости слепая стала. За кофе в магазин пошла. Хозяйка квартиры не может без кофе…
Катя закрыла глаза, услышала визг тормозов. Наверное, Стасечка сразу умерла, ей не было больно. Хотя – она теперь никогда этого не узнает…
Потом вдруг шагнула к телефону, снова набрала тот самый номер. И ответили опять сразу:
– Да, слушаю вас!
– Это снова я… Звонила вам десять минут назад…
– А! Ну-ну! Которая про Зинку спрашивала, да?
– Да. Только я не про Зинку, а про свою мать спрашивала. Извините. Я – ее дочь… Та самая, которая когда-то ее выгнала.
– Ну, так я это сразу и поняла… Кто еще Зинкой интересоваться будет? А чего сейчас-то звонишь? Стыдно, что ль, стало, что мать не признала?
– Да, стыдно.
– А ты не стыдись. Знаешь, как со стыдом жить трудно? Если он у тебя внутри поселится, все, считай, пропащая твоя жизнь. Покою в душе не будет. А к старости надо покой души сохранять, иначе это уж и не старость получится, а маета сплошная. Ведь ты не молоденькая, я думаю? Боишься маетной старости?
– Да, вы правы. Очень боюсь.
– Ну, вот видишь…
– Спасибо вам, что мать у себя приютили.
– Да ладно, не надо мне твоего спасибо. Неизвестно еще, где бы ей лучше жилось, у тебя иль у меня… Да не реви, чего уж теперь! Что было, то быльем поросло! А если хочешь мать навестить, позвони мне, когда в Москву приедешь. Так и быть, покажу, где она похоронена!
– Да, спасибо вам… Я обязательно позвоню, когда приеду…
Не могла Катя дальше разговор поддерживать. Даже попрощаться толком не могла. Положила трубку, сразу пошла в спальню, забралась с головой под одеяло.
В доме было тихо. До ужаса тихо. И на душе – маетно… Права эта старая женщина, трудно нести в себе стыд. И никуда от него не денешься, если прилетел бумерангом. Значит, все-таки нет у бумеранга никакой шкалы справедливости. Значит, механическая это штука и ей все равно, кто прав, а кто виноват. Бьет наотмашь, и все.
Катя впала в депрессию. Жила, как автомат, заставляя себя по утрам идти на работу, присобачивая к лицу мину, озабоченную чужим здоровьем, потом возвращалась домой, глядела из окна, как гуляет по двору маленькая девочка Маруся… Как подхватывает ее на руки чужой человек с бритой головой. Раньше хоть один затылок брил, а теперь вся голова такая. Хоть бы Таня ему сказала, как это некрасиво…
Однажды к ней подошла заведующая терапевтическим отделением, предложила участливо:
– Кать… Может, тебе обследоваться, а? Если хочешь, могу в областной диагностический центр устроить, там аппаратура вся новая. Слишком уж ты сдала в последнее время, плохо выглядишь. Похудела, высохла вся.
– Нет, не надо, спасибо… Я просто устала, наверное. Скоро у меня отпуск, вот и отдохну.
– Ну, смотри… А то, честное слово, глядеть жалко…
А потом она свалилась с гриппом. И даже обрадовалась, будто получила неожиданную передышку. И даже лечением не озаботилась. Лежала, плавала в температуре, глядела в потолок. Оказывается, это не так и плохо, когда лихорадка, когда температура зашкаливает… И тело плавится, и мысли плавятся. Странный такой полет, будто кругами над кроватью. И в голове звенит. Или это не в голове? Да, это же телефон…
Сначала не узнала Марьянин голос – непривычно слезный, пришибленный какой-то. Потом вдруг дошло, о чем она ей говорит…
– Что? Что вы говорите? Павел умер?! О боже… А когда?
– Сегодня ночью. Он долго болел, но как-то не думалось, что все так быстро случится.
– А когда похороны?
– Завтра. Я потому, собственно, и звоню. Вы приедете, Катя?
– Да я болею, температура под сорок, никак сбить не могу… Встаю с постели и падаю, ноги не держат… Нет, я бы прилетела, конечно…
– Да не надо, Кать. Может, оно так и лучше… Пашина душа меньше виной страдать будет, отлетит спокойно. Знаете, на нем эта вина за свой поступок всю жизнь грузом лежала… А впрочем, ладно, о чем это я. Не к месту и не ко времени… Вы простите его, Катя. Хотя бы сейчас простите.
– Да, Марьяна, конечно. Я давно его простила. В последние годы как-то ушло прошлое, свернулось клубком. Уже и не вспоминаю… А Никита на похороны прилетит?
– Да, он уже в дороге.
– Пусть после похорон ко мне приедет. Хотя бы на один день. Попросите его, ладно, Марьяна? Он вас послушает…
– Да, да, конечно! Я ему скажу! Ладно, Катя, выздоравливайте…
– Да я-то чего! Это вы держитесь. И Павлу поклонитесь от меня, пусть и он меня простит…
Потом лежала, не шевелясь, думала о Павле. Отстраненно думала, не чувствуя особого импульса горя. Было внутри лишь смятение, такое, когда узнаешь о кончине давнего знакомого и вздыхаешь при этом тоже несколько отстраненно – все, мол, под богом ходим… И нисколько не причисляя себя к этим «всем», конечно же.
Думала и вспоминала свою замужнюю жизнь… И правда, уже и не помнилось ничего толком. И было, и не было. И лицо Павла размылось в памяти, и обиды на него нет. А ведь хороший был человек… Умный, честный, дело свое любил. И с Марьяной ему повезло, потому что она его по-настоящему любила. Видно, не всем это чувство дано, чтобы по-настоящему. Чтобы сердцем любить, а не перепуганным чувством собственности, как она когда-то…
Катя вздохнула, и тут же пробилось сквозь лихорадку – Никита же приедет! И потому надо постараться выздороветь, напрячь больной организм усилиями. Например, Ольге позвонить, попросить, чтобы в аптеку сходила, а то у нее элементарного жаропонижающего нет! Сапожник без сапог! И завтра надо встать обязательно, в доме порядок навести. Вдруг Никита с женой приедет, а у нее такой бардак… Тем более, эта жена далеко не простая. Целеустремленная девочка из хорошей семьи, как Марьяна говорила. Хоть поглядеть на нее. И в магазин надо сходить, продуктов хороших купить… А лучше – на рынок…
Не прошло и двух дней, а в доме уже все блестело чистотой, холодильник забит продуктами. Болезнь тоже прошла, будто и не было ее вовсе. Вот что значит – счастливое ожидание… Правда, на душе было тревожно – как-то они с сыном встретятся! Совсем чужие стали за эти годы. Хотя, надо признать, и раньше были не особо близки… Теперь можно и признать, оглядываясь назад и оценивая свое неказистое материнство. Да если вспомнить хотя бы, как она его тогда, на вокзале в Москве, толкнула к Павлу… На, мол, владей, а я умываю руки… Вот и умыла – на долгие годы. Теперь вспоминать стыдно.
Заверещал телефон, Катя бездумно взяла трубку. Лучше бы не брала! Заведующая отделением звонит, теперь от нее не отделаешься…
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
