Я это осознаю и трезво оцениваю свои возможности.
Солнце поднимается над горизонтом. Я тут же ощущаю, что становится намного жарче. Горы, которые казались очень близкими, остаются такими и сейчас. Я все иду и иду, продолжаю сбивать ноги, но гряда никак не приближается. По крайней мере, мне очень долго не удается заметить какой-то более-менее явный прогресс в этом отношении.
«А теперь переходим к ходьбе на месте», — будто издевательство, вырывается из недр моей памяти реплика радиодиктора, ведущего передачу «Утренняя гимнастика».
Эта фраза застревает в мозгу надоедливой занозой. Я иду, а она все звучит. Без нее я не могу ступить ни шагу, обойти очередные камни.
Солнце поднимается все выше. Воздух с каждой минутой становится горячее. Мне не хочется терять самообладание. Я должен как можно скорее оказаться около горной гряды, найти там удобную норку и зарыться в ней до наступления ночной прохлады.
Я ловлю себя на мысли о том, что со стороны наверняка напоминаю эдакого заглючившего робота из третьесортного ретрофильма, снятого в жанре ненаучной фантастики. Мысль более чем странная. Но она заметно веселит меня. Я даже улыбаюсь, хотя делать это мне почему- то больно.
Я добредаю до гор где-то к середине дня. Сужу об этом по положению солнца на небе. Казалось бы, вот она, промежуточная цель, уже достигнута. Можно радоваться, но с этим как-то не очень складывается.
Перед глазами все расплывается. Голова кружится. В один момент меня резко ведет в сторону, и мне едва удается удержаться на ногах.
Я мутным взором смотрю по сторонам, пытаясь найти укрытие. Ничего подходящего не видно. Мне становится ясно, что придется пройтись вдоль гряды. Если повезет, то я отыщу пещерку, подходящую для отдыха.
Я на секунду задумываюсь, влево идти или вправо, и выбираю второе направление. Минут тридцать шагаю вдоль подножия гряды и, к счастью, нахожу то, что мне нужно. Я осматриваю, насколько это у меня получается, небольшой полутемный грот, прикидываю, не попадет ли сюда через некоторое время солнечный свет.
Думать трудно, но я справляюсь. Солнечные лучи в грот проникнут вряд ли.
Я без лишней возни забираюсь в тень, устраиваюсь там и ощущаю, что мне становится хуже. Какое-то время я пытаюсь размышлять об этом, но затем совершенно незаметно для себя отключаюсь.
34Я резко вздрагиваю, выныриваю из темноты, тяжело дышу и несколько секунд не понимаю, как здесь оказался и что вообще тут делаю. Затем мое сознание проясняется, и до меня доходит, что я проспал гораздо дольше, чем планировал изначально. Судя по солнцу, за пределами грота отнюдь не вечер, а новый рассвет.
Несмотря на продолжительный сон без всяких видений, я ничуть не чувствую себя отдохнувшим. Наоборот, я совершенно разбит. Все тело ломит. Ощущается легкий зуд. Мне горячо. У меня явно высокая температура. Градусника, чтобы проверить это, нет. Однако ситуация и без него предельно ясна.
Я слегка приподнимаюсь, сажусь и прислоняюсь спиной к каменной стене грота. Если у меня все-таки лихорадка Эбола, то к этому моменту я должен быть покрыт язвами.
Я смотрю на кисти рук. Вроде бы ничего особенного, кроме сыпи, которая так и не прошла. Потом я решаю снять с себя одежду, чтобы осмотреть остальные части тела, но передумываю и даже не начинаю этого делать. Если я действительно заражен вирусом Эбола, то эти мои осмотры абсолютно ничего не изменят.
Пока я полностью не обессилел, сидеть на одном месте не стоит. Следует продолжить свой путь. Я давно потерял счет километрам, пройденным мной. Тем более что все мои подсчеты весьма условны и могут быть далеки от реально преодоленного расстояния.
Несмотря на это, я все-таки пытаюсь прикинуть, сколько километров успел пройти от гор с дорожным серпантином до этого вот грота. Цифры складываются с трудом. Это меня беспокоит, но не заставляет сдаться. Моя воля пока сильнее, чем болезнь, которая все больше проявляет себя. По моим подсчетам, до Эль-Шадуфа осталось порядка десяти километров. Еще один дневной переход.
При одной только мысли об этом меня передергивает. Мне опять придется испытать на себе все прелести Каменистой Сахары. Однако делать нечего. Надо идти.
Перед уходом из укрытия я заставляю себя перекусить. Аппетита нет совершенно, но я понимаю, что если не поем, то сил будет гораздо меньше. Поэтому жую. Выпиваю немного воды. Потом я потихоньку поднимаюсь со своего места. Снова обвязываюсь тряпками так, чтобы свет не причинил мне боли, обматываю обувь полосками ткани, отрезанными от берберского наряда. Только после этого я покидаю грот.
Выйдя наружу, я начинаю вспоминать, как эта горная гряда выглядела со стороны. Где-то здесь был проход между гор. Несколько минут уходит на то, чтобы вспомнить и сориентироваться. Потом я отправляюсь в нужную сторону.
Солнце еще толком не взошло. Однако приближение большой жары уже ощущается. Я стараюсь не думать о тех трудностях, которые мне придется преодолевать в течение дня.
Я дохожу до прохода между горами и чувствую прилив радости. Надо же, я все-таки не ошибся, оказался прав. Значит, болезнь пока еще не успела поразить меня не настолько сильно, как могла бы.
Впрочем, я отгоняю от себя такие вот поганые мысли. Мне все еще хочется думать, что все мои болячки и помутнения сознания не связаны с вирусом Эбола.
Я шагаю между горами, морально готовлю себя к многочасовому переходу по пустыне, выхожу на обратную сторону горной гряды и ойкаю от неожиданности. Вместо привычных уже пустынных ландшафтов буквально в нескольких километрах от гряды виднеются аэродромные конструкции различного рода. Там же, как я понимаю, раскинулось кладбище списанных военных самолетов.
Я мотаю головой, опасаясь, что все это мираж либо плод моего воспаленного воображения. Снова смотрю на аэродром. Нет, ничего не исчезло, не поменяло своего месторасположения. Значит, это реальность!
Я рад и обескуражен одновременно. Выходит, что я все-таки ошибся в своих расчетах и прибыл в Эль-Шадуф раньше, чем представлял.
На радостях я пытаюсь ускориться. Получается не очень. Мое состояние играет со мной злую шутку. Меня водит из стороны в сторону. Свет, несмотря на меры предосторожности, принятые мною, причиняет мне нестерпимую муку.
Однако я полон решимости и сдаваться не собираюсь. Тем более что до аэродрома в действительности рукой подать. Там люди. Они наверняка мне помогут. А я сообщу им о том, что вакцина против вируса Эбола может стать орудием террора. Надеюсь, что мир узнает об этом раньше, чем фундаменталисты возьмутся за свое черное дело.
Я добираюсь до аэродрома, и меня охватывают противоречивые чувства. С одной стороны, есть повод для ликования. С другой — появляется непонятная тревога.
Я пытаюсь разобраться в этом противоречии, осматриваюсь и понимаю, что нигде не видно ни одного человека. Неужели аэродром пуст? Вполне возможно, конечно, что все обычные рейсы отменены. Новые власти временно распустили по домам всех работников этой воздушной гавани.
