На следующий день после моего приезда в Чикаго я решил повести Анджелу на набережную Нейви Пиа на целый день, пройтись, присмотреть чего-нибудь на торговых рядах, затем прогуляться вдоль озера. День выдался прекрасный, тем более приятно было оказаться здесь после сорокоградусной жары Джошуа-Три. Мне даже подумалось, что жара у нас дома как нельзя лучше подходит для той сумасшедшей безумной гонки, из которой мы наконец смогли выбраться. Когда ситуация накалена донельзя, суть того, что происходит с тобой и вокруг тебя, открыта как на ладони. И все же некоторые моменты мне так и оставались неясны.
Может быть, просто не настал еще момент делать выводы, чтобы потом, после замедленного пуска, катапультировавшись куда-то за пределы земной атмосферы, можно было глянуть оттуда на ситуацию и сказать: «Ага, теперь-то все понятно!» Но этот момент еще был впереди, во всяком случае для меня. Мне как-то даже и не очень верилось, что я смогу до конца разобраться что к чему. Скорее всего, мы просто постараемся забыть, что был такой Тенсин, закопать его где-то в отдаленных уголках нашей памяти. Туда же будут свалены и все неизбежные «как» и «почему», хотя они как раз помогли бы вынести урок из всего, что с нами произошло.
Впрочем, какое мне теперь дело до всего этого: со мной рядом была Анджела. Я был счастлив побыть со своей «нормальной» дочерью, без всяких претензий на редкостные психические способности или непрерывную передачу буддистского учения. В ее возрасте так легко поднять на смех все, что не имеет отношения к подростковой среде и кажется просто забавной чепухой. Именно такое отношение мне сейчас и было нужно.
Возможно, скептический взгляд современного тинейджера поможет и мне увидеть все новыми глазами. Пока что истина была скрыта от меня непроницаемой пеленой тумана — но, глядишь, он разойдется, и я снова смогу увидеть небо?
— А знаешь, меня ничуть не удивляет, что все у вас полу чилось именно таким образом, — сказала Анджела, когда я рассказал ей обо всем, что произошло.
Мы гуляли по берегу озера Мичиган почти в самом центре Чикаго. Мелкие волны, бившиеся о камни, орошали наши ноги каплями мельчайшей водной пыли.
— Я с самого начала чувствовала, что тут что-то не так.
— Что именно, объясни?
— Все вы, и ты не исключение, думали, что этот Тенсин такой особенный, такой непохожий на всех вас, и поэтому вы все и поверили ему… то есть ей. Может, она поначалу и не собиралась выдумывать все с таким размахом, но когда увидела, как с ней носятся, — и вы, и все остальные, все стало расти как снежный ком. Вы думаете, что это она придумала про себя эту историю, но на самом деле это вы, а не она.
— Мы про нее никаких историй не придумывали, — попытался защититься я. — Мы просто повторяли то, что она нам про себя рассказывала.
— Можешь мне не объяснять. В твоем представлении все получилось так, а на деле — иначе. Ты видел только то, что хотел видеть, и слышал то же самое. В противном случае ты бы не мог не заметить, как ты это называешь, предостерегающих звоночков. И сразу же понял бы, что вся ее история шита белыми нитками. Не она влезла к тебе, а ты притянул ее к себе, а она уж сыграла ту роль, которую вы все от нее ждали.
Похоже на то, что в словах Анжелы был смысл.
— Ну-ка, давай продолжай, — сказал я.
— А чего продолжать? Конечно, выдумать-то она выдумала, но и ты был участником, а не статистом. Что ж, как говорится, на ошибках учатся. Значит, это все было для того, чтобы ты тоже мог вынести из всего какой-то свой урок.
— И что это может быть за урок, по-твоему? — спросил я.
— Ну, например, что истории, которые ты слышишь, не имеют под собой другой реальности, кроме них самих, — она запнулась. — Ой, что-то я такое сморозила, что и сама не пойму. Начинаю уже говорить совсем как ты. Но, в конце концов, ты ведь сам вечно повторяешь, что каждый уже есть просветленное существо, только не верит этому. А что произойдет, если мы притворимся, будто получили просветление? Если мы уже… Тогда притворившись, только сделаем это просветление реальным, вот и все. Есть в этом какой-то смысл, в том, что я сказала, а?
— Больше, чем ты думаешь, — кивнул я. — Продолжай, я тебя очень внимательно слушаю.
— Так вот, Тенсин притворялся, что он просветленный буддистский монах, и все говорит о том, что он и вправду верил, будто так есть. Ты говорил, что все те, кто окружали его, чувствовали какую-то сильную энергию, совсем как у тех детей, с которыми ты общался в Болгарии. Ты говоришь, есть одна проблема: они настоящие, а она поддельная. Так почему же энергия одинаковая?
— Это я и пытаюсь понять.
— Так вот с этим как раз все понятно, по-моему, — продолжала Анджела. — Она делала вид, что является чем-то, что само по себе истинно. В ее истории, может, и не все правда, вся эта муть про мальчика, буддистского монаха и так далее, но история под историей, так сказать, это уже правда, и от этого никуда не денешься. Она до такой степени убедила себя, что и вправду она есть тот, за кого себя выдает, что это стало ее переживанием, ее опытом, а вслед за ней — и твоим.
— Как такое может быть?
— А вот как — ведь ты же поверил в этот опыт, ведь так? Ты мог его ощутить, только если поверил в него.
В противном случае ты бы или пропустил ее россказни мимо ушей, отмахнувшись: «Ну, может быть…», или бы вообще не поверил ни слову. Те, другие дети, которых ты встречал, опирались на ту же истину, но у них было что-то еще, чего у Тенсина не было… Словно они чувствовали ее, эту истину. Вот почему чудеса происходили вокруг них. Они могли чувствовать истину, и это открывало их сердца. Как ты сам сказал… чудеса происходили только потому, что их сердца были открыты, или что-то в этом роде. Тенсин верила в это, но она не чувствовала этого.
— Получается, Тенсин воображала себя тем, кем на самом деле не была… просветленной, — сказал я, — и по этой причине поступала и учила как просветленное существо. Но другие дети делали более того. Они совсем не притворялись… Они позволили своим сердцам раскрыться так широко, что необходимости изображать кого-то из себя просто не было, и вот почему так много происходило чудес.
— Так я думаю. Или это, или вы просто все поймались на своем легковерии.
— Легковерии?
— Ну да… Могу поспорить, меня бы она не провела. Или ты сомневаешься, что я бы не смогла сразу отличить, что он — это она?
— Не знаю, Анджела, она смогла одурачить очень многих людей.
— Потому, что вы сами были готовы остаться в дураках, — ответила она. — К счастью, вам удалось выяснить, где правда, несмотря ни на что.
— Потому что в Тенсине было такое место, которое и было правдой, пусть даже все остальное и было просто притворством.
— Да… Видимо, да. Ты же сам всегда говоришь людям вести себя так, словно они уже просветленные существа. Может, так просветленными и становятся, просто притворившись, что ты уже достиг просветления, только и всего.
