Он снова посмотрел на Александру: понятно ли он объяснил. Женщина стояла неподвижно, глядя на ребенка, которому от рождения было чуть больше суток и которому, бедняжке, уже сделали такую сложную операцию! Ребенок лежал на спинке, нижняя часть его тельца была прикрыта белой тканью, к его ручкам, ножкам, головке тянулись различные проводки с датчиками и трубочки с лекарствами, которые дозированно выдавались аппаратами, запрограммированными именно на данный случай. Малыш спал. А может, это была девочка. Впрочем, Александре был безразличен пол ребенка, такая жалость к этому хрупкому беззащитному человеческому существу со свежим шрамом на груди накрыла ее с головой, что слезы сами покатились по щекам.
«А вдруг такая беда случилась бы со Стасей? В том роддоме хоть кто-нибудь догадался бы, что у ребенка такая патология? Она бы просто умерла через несколько часов после рождения…» – думала женщина, не отрывая глаз от малыша, который размеренно дышал и даже понятия не имел, что сегодня, в канун Рождества Христова, он родился дважды.
Вадим взял ее за руку и улыбнулся:
– Ну, чего ты? Все хорошо. Будет теперь здесь под наблюдением, знаешь, сколько людей над ним трудились! И диагносты, и кардиолог, и хирург, и анестезиолог, и медсестры в операционной, и тут вон какой почетный караул стоит! Лишь бы жил! – Вадим сжал руку Александры, она ответила тем же, второй рукой быстро вытерла слезы с щек, шмыгнула носом, еще раз присмотрелась к малышу и пошла к выходу, куда уже направился Вадим.
– Вы – боги! – тихо сказала она Вадиму, как только они вышли в коридор. – Человеку такое не под силу – отрезать от сердца новорожденного артерии, поменять их местами, пришить, и чтобы при этом пациент остался живым!
– И здоровым! – улыбнулся Вадим и вытер обеими ладонями Александрины щеки.
Вдруг к ним подошла медсестра, извинилась и что-то тихо сказала Вадиму. Тот кивнул и посмотрел на часы на стене. Медсестра скрылась за дверью ординаторской.
– Что-то случилось? – заволновалась Александра.
– Ургентная операция, мобилизуют очередную операционную бригаду. Извини, я хотел тебе показать наш крутой конференц-зал, где мы дважды в неделю проводим телемост с подобной клиникой в Америке, а по пятницам обсуждаем все плановые операции на следующую неделю. Там еще можно на экране главного компьютера увидеть в режиме реального времени операцию в каждой из трех операционных, но… – Вадим снова взглянул на часы.
– Не расстраивайся. Я понимаю. На сегодня у меня и так слишком много впечатлений. Иди, работай, а я домой, – Александра теперь смотрела на Вадима совсем другими глазами. – Пойду я… Спасибо тебе. Ой, а я забыла спросить, как тот мальчик, ну, к которому тебя вызвали тогда ночью?
– Славкович? А! Так он же был в той палате, куда ты заглядывала! С ним все хорошо. Не зря я тебя тогда дома бросил. Славкович рулит!
– Все еще Славкович? Так до сих пор и не назвали никак? – улыбнулась Александра.
– Назвали. – Вадим вдруг расплылся в улыбке. – Странные такие… Вадиком назвали. Еще обещали крестным взять, прикинь?
При этих словах Александра уткнулась лбом Вадиму в грудь и дала волю слезам, не смея на людях обнять его крепко-крепко, благодаря от всех матерей спасенных малышей и тех, которые еще не догадываются, кто, возможно, вырвет их ребенка из лап неизбежного.
Когда Александра вышла из корпуса в ночной двор клиники, она уже совсем иначе смотрела на все, что ее окружало, – и на старинное здание, и на фонари и снег, поскрипывающий под ногами… Все будничные страсти, клокочущие вне стен больницы, казались ей сейчас слишком мелкими, чтобы люди действительно могли серьезно из-за них переживать. Она медленно подошла к памятнику Терещенко, еще раз внимательно всмотрелась в его лицо и неожиданно для себя самой перекрестилась.
Вдруг в кармане куртки заиграла мелодия мобильного.
– Шурочка! Вот я дурак! Так ты же не рассказала новости о своей работе! Извини, заговорил тебя, все о своем…
– Это все ерунда, Вадик, пустое! Я дома расскажу, не думай об этом. Все хорошо. Все будет хорошо! Работай спокойно! – сказала она и почувствовала в душе невероятный покой.
44
– Ну, наконец-то вы ответили! Я уже начал переживать. Как вы себя чувствуете? – взволнованно заговорил Игорь Соломатин в трубку.
– Спасибо, все нормально, хорошо, – ответила Яна, изменив данному себе слову не реагировать на звонки и SMS’ки Антонининого мужа.
– Вы уже дома или еще в больнице?
– Дома.
– Может, нужна какая-то помощь? Прошу, не стесняйтесь, если могу быть полезным – я с радостью…
Повисла пауза, и Игорь забеспокоился, правильно ли восприняла Яна его предложение, не слишком ли он навязывается на радостях, что она наконец ответила на его звонок.
А Яне вдруг захотелось опять идти с ним рядом и молчать или сидеть в кафе, смотреть, как он что-то рассказывает, снова почувствовать тепло его руки… Более того, ей захотелось уткнуться лбом ему в грудь и замереть. И чтобы он обнял ее обеими руками, и ей стало бы спокойно и уютно.
«Как у них там сейчас с Антониной? – подумала Яна. – Моя «пациентка» пока не приходила поговорить, а в больнице ей помешала Шурочка. Господь их свел, одновременно лишив Антонину возможности излить свои откровения!»
Игорь молчал, ожидая ответа. Яна слышала его дыхание в трубке и тоже молчала, погруженная в свои мысли, даже как-то забыв, что нужно отреагировать. Но вдруг он решился:
– Яна, если вы уже выходите из дому, могу я вас пригласить на кофе? Где-нибудь просто посидим, поговорим. Обещаю, что не буду вас нагружать нашими семейными проблемами. Разве мало есть других тем, а? Праздники идут, такие хорошие дни, мне бы хотелось вас поздравить… Если, конечно, вы не против.
Яна была не против. Она была очень не против. И единственное, что сейчас ее сдерживало, – это ее странный статус неформального, полулегального психолога, поправшего кодекс чести. Хотя… какой может быть кодекс у подпольного психотерапевта?
– Я не против, – выдохнула она, – только уже не сегодня, давайте завтра. Где-то после обеда, если вас устраивает.
– Хорошо, давайте завтра. Сегодня как раз сын обещал прийти, да еще и не один… Вы же знаете про Вадика? А завтра – очень даже хорошо. Так я вам позвоню? Только… Только не игнорируйте меня, плиз!
– Хорошо, – улыбнулась Яна, – не буду. До завтра!
45
На этот раз Антонина встречалась с Тарчинским в небольшом, почти пустом кафе-подвальчике. Роман выманил ее из дома в канун Рождества «хоть на часок», сказал, что хочет увидеть ее днем, если уж она занята в сочельник. Антонина не стала спрашивать, где и как он планирует провести свой вечер, – пойдет к кому-нибудь в гости или дома уставится на плазменный экран на стене его очень уютной, современного дизайна квартиры. Может, будет сидеть за компьютером, а может, выпьет рюмку и ляжет спать, ни о чем особо не беспокоясь. Не так уж он сентиментален, чтобы переживать из-за своего одиночества в праздничные дни. Хотя… Годы берут свое, и, может, зрелому мужчине хочется, чтобы рядом были близкие люди, дети, внуки… Да они-то есть, но он для них как бы «сбоку припеку», разве что денег им может подкинуть. Вот и ему в ответ так же – улыбаются и благодарят за деньги. А сами неплохо существуют параллельно, без него. Ну а чего ты хотел, если дочь выросла без тебя? Вообще счастье, что хоть внуков тебе показывает!
