Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Беседа в тюрьме длилась три часа и очень напоминала схватку двух упрямых баранов, которые, сцепившись рогами, все ближе подходили к краю пропасти. Вильямисар оценил крестьянский практицизм Очоа. А на них произвели впечатление прямота и искренность гостя. Они когда-то жили в Кукуте, родных краях Вильямисара, там у них осталось много знакомых, и они хорошо понимали психологию жителей тех мест. Под конец два других брата Очоа тоже вступили в разговор, а Марта Ньевес постаралась разрядить обстановку искрометным креольским юмором. И хотя мужчины долго отказывались вмешиваться в войну, от которой они постарались укрыться за тюремными стенами, постепенно доводы Вильямисара заставили их кое о чем призадуматься.
– Ну хорошо! – кивнул Хорхе Луис. – Мы свяжемся с Пабло и сообщим, что вы были у нас. Но вообще-то я вам советую поговорить с моим отцом. Он живет в Ла-Ломе и будет очень рад с вами познакомиться.
И Вильямисар отправился в Ла-Лому в сопровождении семейства Очоа и всего двух телохранителей из Боготы. Местных пришлось отпустить, потому что Очоа решили, что столь многочисленная охрана будет слишком бросаться людям в глаза. Доехав до ворот усадьбы, все вышли из машин и прошли около километра пешком по аллее, окаймленной деревьями с густой, аккуратно подстриженной кроной. Несколько безоружных (по крайней мере на первый взгляд) мужчин преградили охранникам дорогу и предложили пойти в другую сторону. Те заволновались, но их вежливо успокоили и урезонили.
– Пойдемте с нами, вы пока перекусите, – предложили телохранителям, – а доктор поговорит с доном Фабио.
Аллея выходила на площадку, в глубине которой виднелся большой, капитальный дом. На террасе, с которой открывалась панорама лугов, простиравшихся до самого горизонта, гостя поджидал почтенный патриарх семейства. Рядом с ним стояло много женщин, принадлежащих к клану Очоа. Почти все они были в трауре по мужчинам, погибшим в войне с правительством. Хотя было время сиесты, стол ломился от еды и напитков.
Едва обменявшись приветствиями с доном Фабио, Вильямисар понял, что старик уже все знает про разговор, состоявшийся в тюрьме. Значит, можно было не тратить времени на предисловия. Поэтому Вильямисар ограничился повторением главного: обострение конфликта может нанести страшный урон обширному и процветающему семейству Очоа, которое не обвиняется ни в убийствах, ни в терроризме. Сейчас трое сыновей дона Фабио в безопасности, но будущее непредсказуемо. Так что они, как никто другой, должны быть заинтересованы в достижении мира. А мира не будет, пока Эскобар не последует примеру братьев Очоа.
Дон Фабио сидел с невозмутимым видом и внимательно слушал, слегка кивая головой, когда мнение Вильямисара совпадало с его собственным. Затем кратко и категорично, в стиле эпитафии, за пять минут изложил свои соображения. А они сводились к тому, что любые действия не принесут результата, пока не будет самого главного: личной встречи с Эскобаром.
– Так что начинать надо с этого конца, – сказал старик и добавил, что Вильямисару это вполне по плечу, поскольку Эскобар доверяет только тем, чье слово – кремень.
– Вы как раз такой человек, – подытожил дон Фабио. – Только надо ему это доказать.
Переговоры начались в десять утра за стенами тюрьмы и завершились в шесть вечера в Ла-Ломе. Главным их результатом стало то, что лед тронулся. Вильямисар и Очоа наметили общую цель (ранее уже заданную правительством): необходимо вынудить Эскобара сдаться. Вдохновленный Вильямисар хотел поскорее встретиться с президентом, но по возвращении в Боготу его ждали плохие новости. Теперь уже и президент на своем горьком опыте убедился, как больно бывает человеку, когда у него похищают родственников.
Случилось это так: его кузена Фортунато Гавирию Болеро, с которым Гавирия был очень дружен с детства, похитили прямо из загородного дома в Перейре четверо вооруженных бандитов в масках. Однако президент не отменил совещания с местными властями на острове Сан-Андрес и улетел на него в пятницу вечером, так и не получив подтверждения, что похищение его брата – дело рук Невыдаванцев. В субботу утром Гавирия нырял с аквалангом, а когда вынырнул, ему доложили, что похитители (судя по всему, не имевшие отношения к Эскобару) убили Фортунато и тайно закопали его без гроба в чистом поле. При вскрытии в легких покойника обнаружили землю. Похоже, его закопали живым.
Первым желанием президента было отменить региональное совещание и немедленно вернуться в Боготу, однако врачи воспротивились. Человеку, который провел целый час под водой на глубине шестидесяти футов, рекомендуется хотя бы сутки воздерживаться от авиаперелетов. Гавирия послушался, и вся страна видела по телевизору, как он с мрачным видом председательствовал на совете. Но в четыре часа, наплевав на советы врачей, президент возвратился в столицу и занялся похоронами. Впоследствии, говоря о том, что тот день был одним из самых тяжелых в его жизни, Гавирия горько шутил:
– Я был единственным колумбийцем, который не мог пожаловаться президенту.
Отобедав с Вильямисаром в тюрьме, Хорхе Луис Очоа тут же послал Эскобару письмо, уговаривая его сдаться властям. Вильямисара он охарактеризовал как серьезного сантандерца, которому вполне можно доверять. Ответ Эскобара последовал незамедлительно: «Скажи сукину сыну, чтобы он ко мне не совался». Вильямисар узнал об этом от Марты Ньевес и Марии Лии, которые позвонили ему по телефону. Они, однако, уговаривали его вернуться в Медельин и продолжить поиски контактов. На сей раз Альберто приехал один. В аэропорту он взял такси, которое довезло его до отеля «Интерконтиненталь». А оттуда минутчерез пятнадцать его забрал шофер, работавший у Очоа. Симпатичный парнишка лет двадцати, явно большой шутник, довольно долго наблюдал за Вильямисаром в зеркало заднего вида и наконец спросил:
– Вам очень страшно?
Вильямисар усмехнулся.
– Не волнуйтесь, доктор, – успокоил его парень, добавив с явной иронией: – С нами вы в полной безопасности. Даже не сомневайтесь!
Шутка приободрила Вильямисара и вселила в него уверенность, которой он больше не терял ни в этой, ни в дальнейших поездках. Он так и не понял, велась ли за ним слежка, но постоянно ощущал над собой покров какой-то сверхъестественной силы.
Судя по всему, Эскобар не считал себя обязанным Вильямисару, хотя тот добился от президента указа, дававшего гарантии против экстрадиции. Однако Эскобар расчетливо, как опытный карточный шулер, взвесил все обстоятельства и решил, что за указ он расплатился освобождением Беатрис. А по старым счетам с ним никто не расквитался. И все же Очоа советовали Вильямисару не опускать руки.
Поэтому он не обратил внимания на брань в свой адрес и продолжил поиски контакта. Очоа его поддерживали. Он еще пару раз ездил в Медельин, чтобы наметить совместный план действий. Хорхе Луис отправил второе письмо Эскобару, гарантируя, что правительство не применит экстрадицию и сохранит ему жизнь. Ответа не последовало. Тогда решили, что Вильямисар должен сам написать Эскобару, изложив свое видение ситуации и свои предложения.
Письмо было написано 4 марта в камере братьев Очоа при активном содействии Хорхе Луиса, который подсказывал, что стоит написать, а что – нет. Вильямисар начал с признания того, что для достижения мира и согласия крайне важно уважать права человека. «Однако нельзя не отметить, что разговоры о нарушении прав неуместны в устах тех, кто сам эти права попирает и нарушает». Такой подход мешает сближению сторон и перечеркивает положительные результаты, которых автору письма удалось добиться в течение многомесячных переговоров об освобождении жены. Ни в чем не повинная семья Вильямисара стала жертвой страшного насилия: на его жизнь покушались, его свояка Луиса Карлоса Галана убили, супруга и сестра были похищены. «Нам с Глорией Пачон де Галан непонятна причина такой вражды, мы считаем это несправедливым», – заявил Альберто. Для достижения подлинного мира в Колумбии следует идти в прямо противоположном направлении – освободить Маруху и других журналистов.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
