Она заварила чай, и они перешли в переднюю комнату. Там было довольно уютно: современный газовый камин из нержавеющей стали, ковровое покрытие цвета морских водорослей, добротная мебель. На столике у окна стояла ваза с искусственными цветами. Пусть пошловато, и все же кто-то об этом позаботился. Здесь было холодновато и промозгло, но скоро от камина пошло тепло.
— Ну? — Джэнис поставила на поднос тарелку со слойками и новый чайничек. — Сразу скажете или будем ходить вокруг да около?
Проди сел, лицо его было серьезно.
— Мы знаем, кто это.
Джэнис помолчала. У нее неожиданно пересохло во рту.
— Это хорошо, — осторожно сказала она. — Очень хорошо. Означает ли это, что вы его задержали?
— Повторяю, мы знаем человека. Это существенный прогресс.
— Это не то, что я хотела услышать… надеялась услышать. — Она разлила чай, передала ему тарелку со слоечкой и положила одну себе. Села, глядя на свою слойку, затем поставила тарелку на стол. — Итак? Кто он? Как выглядит?
Проди полез в карман и достал оттуда сложенный листок. В верхнем левом углу было фото мужчины — вроде тех, что делают в кабинках моментальной фотографии.
— Вы его раньше видели?
Она ожидала, что это лицо вызовет у нее шок, но нет: обыкновенный парень, мордастый, за двадцать, с короткой стрижкой и угреватыми пятнышнами в уголках рта. В объектив попал вырез футболки цвета хаки. Она уже собиралась вернуть листок, когда ее внимание привлекла одна деталь на бланке. «Эйвон и Сомерсет»[18].
— Что такое? Это ордер на… — Она не закончила фразы, так как увидела внизу крупными буквами: ПОЛИЦЕЙСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ.
— Лучше я вам сразу скажу, поскольку рано или поздно вы все равно узнаете. Он работает в нашей структуре. Мастером по оборудованию.
Она невольно схватилась за горло.
— Он… он работает в полиции?
— Да. У него неполный рабочий день.
— Вот почему он сумел прицепить эту штуку к днищу нашей машины?
Проди кивнул.
— Боже правый. Я отказываюсь… Вы с ним знакомы?
— Не то чтобы… Так, видел пару раз. Он красил стены в моем офисе.
— Но вы с ним разговаривали?
— Несколько раз. — Он пожал плечами. — Мне очень жаль. Я знаю, мне нет оправдания. Сел в лужу. Не знаю, о чем я думал.
— Какой он из себя?
— Непримечательный. В толпе вы бы его не заметили.
— Что, по-вашему, он сделал с Мартой?
Проди сложил листок. Один раз, два, три, аккуратно разглаживая сгибы большим ногтем. Спрятал листок в карман.
— Мистер Проди? Я спросила: «Что, по-вашему, он сделал с Мартой?»
— Мы можем сменить тему?
— Нет, не можем. — В ней поднималась волна страха, страха и белой ярости. — Из-за бардака в вашем ведомстве я чуть не потеряла свою девочку. — Его личной вины в этом не было, понятно, но она срывала на нем весь свой гнев. Она заставила себя прикусить губу и опустила голову. Она взяла в руки тарелку и погоняла по ней слойку пальцем, пока ярость не улеглась. Проди наклонил голову, пытаясь разглядеть выражение ее лица сквозь упавшие волосы.
— Вам пришлось несладко, я понимаю.
Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Глаза у него были коричневато-зеленые с золотистыми вкраплениями. Увидев в них сострадание, она неожиданно для самой себя захотела всплакнуть. Дрожащей рукой она снова поставила тарелку на стол.
— Я… — Она засучила рукава блузки и потерла предплечья. — Да уж. Не хочу драматизировать, но это были самые черные дни в моей жизни.
— Мы вместе прорвемся.
Она кивнула и взяла тарелку. Потрогала слойку пальцем, разломила пополам, но есть не стала. В горле стоял комок, и она боялась, что не сможет ничего проглотить.
— Что же это вам подсунули палочку без леденца? — На ее губах появилась слабая улыбка. — Послали ко мне на растерзание.
— По разным причинам. Главная, наверно, в том, что детектив Кэффри считает меня ослом.
— А на самом деле?
— Если я и осел, то не по этой причине.
Она улыбнулась.
— Могу я вам задать вопрос? Не совсем уместный. Он издал короткий смешок.
— Я как-никак мужчина, а у нас, у мужчин, несколько иной взгляд на то, что считать неуместным.
Она улыбнулась еще шире. Ей вдруг захотелось смеяться. «Да, мистер Проди, — подумала она про себя. — Несмотря на пережитый мною ужас, сразу видно, что вы настоящий мужчина. Сильный и, я бы сказала, славный. В то время как Кори, мой муж, стал для меня чужим человеком».
— Что? — не выдержал Проди. — Я что-то не то ляпнул?
— Вовсе нет. Я хотела вас спросить… если я скажу мистеру Кэффри, что мне по-настоящему страшно… что я боюсь собственной тени… он позволит вам задержаться здесь на несколько часов? Со мной, и Эмили, и Ник, и моей мамой? Я понимаю, для вас такая скучища, но это облегчило бы нам жизнь. Вам необязательно говорить с нами, можете смотреть телевизор, делать звонки, читать газету — все что угодно. Просто приятно, когда рядом свой человек.
— А зачем, по-вашему, я приехал?
— Гм. Это означает «да»?
— А как прозвучал мой ответ?
— Он прозвучал как «да».
41
Кэффри ощущал вкус табака во рту. Пока тщедушный Питер Мун помог сыну одеться и довел его под руку в гостиную, детектив спустился к машине, встал у заднего окна, за которым сидел Мирт, и закурил свою первую, за много дней, сигарету. Пальцы у него дрожали. Бумажный мундштук тотчас раскис под дождем, но он сумел-таки закурить, прикрывая ладонью зажигалку. Выпустил голубую струйку дыма под пристальным взглядом собаки. Кэффри ее не замечал. Он и сам не знал, какого трюка ждать от угонщика, но уж точно не такого.
От курева полегчало. Хотя в гостиную Кэффри вернулся все таким же напряженным и с таким чувством, словно он траванулся, но, по крайней мере, его уже не трясло. Питер Мун успел налить чай, достаточно крепкий, без лишнего молока. На грязном и обшарпанном фанерном столике стояли заварной чайник и тарелка с уже порезанным на куски тортом «Баттенберг». Кэффри уже забыл, когда он последний раз лакомился «Баттенбергом». В памяти всплыла мать и «Благодарственные песни»[19] по воскресеньям. Ничего общего с этой коммунальной ночлежкой. Рядом с тарелкой лежала моментальная фотография Муна из отдела кадров. Мягкий подбородок, темные волосы. Грузноватый, но даже близко не похожий на Ричарда Муна, сидевшего на диване и тяжело отдувавшегося, пока отец хлопотал вокруг, обкладывая его подушками и вставляя кружку в его опухшие руки.
Тернер успел связаться с агентством по найму, чьими услугами пользовалась полиция, и их менеджер, в свое время принявший Муна на работу, — провел с ним собеседование, проверил его подноготную, — сейчас сидел напротив. Азиат средних лет в верблюжьем пальто, с первыми проблесками седины на висках. Он выглядел озабоченным. Не хотел бы Кэффри оказаться на его месте.
