– Черт! Черт!!!
– Что не так?
– Телефон, похоже, в куртке.
– Беги, – сказал Леша.
– Он не успеет, – прошептала Наташа.
Сердце готово было выскочить. Егору даже стало трудно дышать.
– Не дрейфь, если все пойдет, как мы задумали, – Одинцов кивнул на стол с подарками, – то телефон твой не помеха.
– Кажется, началось, – прошептала Наташа. И свеча потухла. В следующий момент раздалось:
– Раз, два – это не только слова…
Голос был отчетливый и звонкий. И злой. Голос обиженного. Даже не ребенка, а взрослого, умеющего сделать больно, способного отомстить. Вот это-то и пугало. Пугало и перечеркивало к чертям собачьим весь их драгоценный список подарков.
– Три, четыре – меня нету в этом мире…
Возможно, он не знал еще о том, что они преподнесли ему. А когда узнает, игра закончится.
– Пять, шесть – у меня для вас есть весть…
Черт! Как хотелось, чтобы после этих слов пацан сказал: ребята, всем спасибо, все свободны. Но нет же, он непременно скажет:
– Семь, восемь – как наступит осень…
Долбаная считалка! Долбаная игра! И она может закончиться только одним способом. Одним долбаным способом.
– Девять, десять – вас всех повесят.
Когда мальчик перестал считать, молодые люди уже спрятались. Надежда на чудо начала угасать, когда раздался треск динамо-машинки. Не призрачной, а вполне себе реальной, той самой, что они ему подарили. Наташа поняла это лишь потому, что впервые с начала игры треск сопровождался трясущимся лучом света.
21
Толик понял, что сегодня ему не уйти, понял, что игра закончена. Они появились сразу же после полуночи. Старуха в саване держала за руку мальчика в оранжевой футболке. Прикованный собственным парализующим страхом, почувствовал: внутри черепа зарождается боль, когда мертвая старуха взяла его за руку. Ее рука жгла ему кожу. Застонав, Толик дернулся, освобождаясь, и прижал руки к голове, пытаясь приглушить боль, которая, пульсируя, давила на глазные яблоки изнутри. Он закрыл глаза, чтобы не видеть мертвеца, но тут услышал детский голос.
Раз, два —
Это не только слова.
В голове зашумело, пульсация усилилась, и кровь брызнула из носа. Уши заложило. Толик знал, что пацан читает проклятую считалку, но ничего не слышал, кроме шума и барабанной дроби в голове. Данилов понял, что плачет. Боль в голове достигла такой силы, что онемели ноги. Открыл рот, чтобы позвать на помощь, но язык распух и не хотел шевелиться, будто ему вкололи новокаина. Кровь забурлила в горле. Руки безвольно упали.
Он задыхался, будто кто-то накинул ему на шею петлю и начал затягивать. Он на секунду даже почувствовал на коже обжигающую веревку. Попытался ухватить ее, но ничего не нащупал. В висках стучало, глаза вылезали из орбит, все тело начало слабеть. Тем не менее Толик каким-то чудом умудрился лечь на спину и, оттолкнувшись ногами от порога, отполз в глубь коридора. Он попытался зацепиться за что-нибудь на полу, а когда не вышло, громко выругался. И только теперь глянул на преследователей. Их не было. Боль сначала утихла, но как только раздался треск, она вернулась. За доли секунды превысила пределы терпения. Данилов попытался подняться на ноги, пошатнулся, сделал пару шагов и завалился на вешалку у стены. Хриплое дыхание его заглушало проклятый треск. Толик собрался с силами и, оттолкнувшись от стены, повис на ручке. Он дернул ее. Когда раздался щелчок, Толик толкнул дверь и с воплем выпал на лестничную площадку. Попытался подняться, но тут же перед глазами вспыхнуло багрянцем. Он снова упал, но зрение так и не вернулось. Ему показалось, что одна из дверей (скорее всего Макса) открылась, и на пороге появился человек. Толик видел только силуэт и пополз к нему.
Данилов почти дополз, когда его голову разрезало адской болью. Глаза, виски и затылок будто сдавило тугим ремнем. Ремень стягивался с неистовой силой, пока артерии не взорвались и мир не потух. Он умер с мыслью, что все-таки разобрался с этим сам, не впутывая никого. Толик был уже мертв, когда тело судорожно сотряслось и затихло, будто ставя точку.
– Стук-стук, Толя, – произнес призрак и исчез.
6 ноября, среда
1
Они валились с ног. Бессонная ночь, нервное напряжение, а в результате ничего.
– И это все? – спросил Егор у Леши, когда они вошли в зал.
Одинцов посмотрел на часы. Было четыре пятнадцать.
– Игра окончена. Очень надеюсь, что навсегда.
– Но почему он ничего не взял? – Наташа выглядела испуганной и уставшей.
Леша обнял ее.
– Он наверняка что-то взял, – с надеждой в голосе произнес Егор и подошел к столу. – Иначе все зря. Все зря?
Правильного ответа не знал никто.
– Мы же здесь собрались сыграть последнюю игру, – сказала Наташа и нервно хохотнула. – Ну и где же это ваше «стук-стук, за себя»?
– Наташ, ну перестань. – Леша попытался развернуть ее к себе лицом, но она вырвалась и села на диван. – Ты же видела, он все время здесь игрался с этим фонариком.
– Кстати, его-то ему и не хватало, – сказал Егор. – Нет его. Нигде.
Леша осмотрел покупки вместе с Авдеевым. «Жука» не было. Хорошо это или плохо? Скорее хорошо.
– Как-то все просто, – пожал плечами Егор. – Ему нужен был фонарик? Чтобы подсветить чертей в аду? На хрена ему это чудо техники?
– У мертвых свои причуды.
– Как и у живых.
– Ладно, – сказал Одинцов. – Надо уходить. Поспать и на работу.
– Леш, – позвала его Наташа. – Ты думаешь, что все закончилось?
– Наташ… – начал Авдеев.
– Я не у тебя спрашиваю, – грубо оборвала его Копылова.
– И да, и нет. В равной степени. Насчет выиграть у призрака по правилам обычных пряток – неплохая идея, но это всего лишь предположение. Впрочем, как и идея с одариванием. Он взял фонарь. Принял подарок. Сработало это или нет, мы узнаем только будущей ночью.
Егор собирался встать, но тут же сел. Наташа заплакала.
– Все зря? – снова спросил Авдеев.
– Да нет же! – раздраженно произнес Леша. – Нет! Мы пробуем разные выходы, и, кажется, один из них все-таки помог.
– Ну с чего ты взял?! – Наташа вскочила с места и снова села.
– Мы живы. Это для тебя уже не аргумент?
– Мы да, а как насчет Толика? Он наверняка нажрался так, что мог прятаться от мертвеца, закрыв ладошкой глаза.
Леша молчал. В голову ничего не шло.
– Даже если Толик и… – Он не хотел произносить слово «мертв» вслух. – Даже если пацан его нашел, что с того? Как это относится к нашему, – он кивнул на стол с подарками, – выходу?
