— Эдгар и Кэтрин здесь, иначе Гектор был бы на посту.
— Ты должен жить вместе с ними? — спросила Хлоя, сама удивившись тому разочарованию, которое вдруг почувствовала.
Джек снова серьезно взглянул на нее и лишь потом ответил:
— Не хотелось бы. Моя сестра довольно вспыльчива и сейчас, скорее всего, захочет выплеснуть все свое недовольство на меня. — Он улыбнулся с деланой покорностью. — Я не прочь бы отложить это на потом.
Хлоя кивнула, и они направились по коридору к самой дальней комнате, которую хозяин назвал «большой». Но когда Джек открыл дверь, она недоверчиво встряхнула головой. Если эту комнату считают просторной, значит, остальным придется в своих номерах спать стоя у стенки. Кровать, правда, была пошире обычной двуспальной, но куда меньше того королевского ложа, что осталось в ее вашингтонской квартире. В отгороженном ширмой углу, вероятно, находилось что-то вроде уборной. Стены были совершенно голыми. А вот ширма оказалась довольно интересной — ее украшал нарисованный лес. Кровать была застелена темно-зеленым бельем, а на полу лежал тоже зеленый, немного вытоптанный, но вполне приличный на вид ковер неправильной формы. Присмотревшись, Хлоя поняла, что он сделан из каких-то перьев.
Джек заметил ее удивление и сразу пояснил:
— Мягкий, но не пачкается. Эти шкуры практически не боятся воды и поэтому очень удобны для гостиниц. — Он нагнулся и пощупал перья. — До сих пор не могу привыкнуть к некоторым здешним вещам. У меня есть парочка таких ковров. Хочу иметь их в каждом лагере.
Хлоя сбросила башмаки и шагнула на ковер.
— Вау! — Она зарыла пальцы в перья и прикрыла глаза, наслаждаясь ощущением. — Это лучше любого меха, какой я только видела.
— Во всяком случае, лучше тех, что были дома, — согласился Джек.
Хлоя бросила на него быстрый взгляд. Он улыбался ей, и если бы не то, что они обсуждали ковер, сделанный из птичьей шкуры, можно было бы подумать, что они — всего лишь два обычных человека, ведущих самый обычный разговор. Конечно, он так же очень походил на ковбоя, и огнестрельное ранение зажило у него за считаные часы. Дома она выбивалась из сил, пытаясь внести нормальность в свою жизнь, но ей никогда не доводилось чувствовать себя так, как в этом совершенно ненормальном мире наедине с человеком, родившимся за сто лет до нее.
Джек выпрямился, и крошечная комнатушка сделалась еще меньше.
— Я предложил бы тебе сесть, но не знаю, где тебе будет удобнее — на ковре или на кровати.
— Ты мог бы сказать, что кровать такая же мягкая, как и ковер.
— Мог бы, — усмехнулся Джек. — Но, увы, сомневаюсь, что ложь поможет мне заслужить твое расположение.
Она ткнула его в бок, и он неожиданно издал звук, подозрительно похожий на смех.
— Ты боишься щекотки? — Она встряхнула головой и снова протянула руку.
— Хлоя… — Тон, каким Джек произнес ее имя, был очень похож на предупреждение. Но было уже поздно, потому что она уже достала пальцами до его бока.
— Что?
— Не боюсь, — сказал Джек, но все же перехватил ее запястье, чтобы она больше не щекотала его.
Она подняла взгляд и встретилась глазами с Джеком. Несколько мгновений они стояли неподвижно. Потом она вырвала руку из его пальцев и снова пощекотала его.
Засмеявшись, он сразу превратился в другого человека, можно сказать, что обычного — дьявольски сексуального, но не из тех, в ком угадывается опасный угол, заставляющий ее вспоминать об осторожности. Раньше, в пустыне и несколько минут назад на улице, Джек был напряженным. В бою он был смертоносным. Но в обоих случаях он следил за собой. И вдруг, совершенно неожиданно, этого устрашающе серьезного ковбоя заменил кто-то куда менее опасный — настоящий.
Когда Джек схватил ее за другую руку, Хлоя попятилась, уперлась в кровать и повалилась на нее навзничь, потянув Джека на себя.
Он выпустил ее руку и оперся о кровать, чтобы не рухнуть на девушку. Но все же он налег на нее всей своей тяжестью, что ничуть не показалось Хлое неприятным, и она призналась себе, что иметь дело с таким сильным мужчиной, как Джек, просто замечательно. Дома она отнюдь не была поклонницей раскормленных «качков» — завсегдатаев тренажерных залов, но всегда ценила каменную твердость, которую мужское тело обретает от тяжелой работы.
Ночью, в пустыне, она почти ничего не соображала, но сейчас голова у нее была достаточно ясной для того, чтобы принять разумное решение — хотя, если уж честно и откровенно, это решение она приняла еще до того, как вошла в гостиницу. Он ей нравился; когда он оказался в опасности, она не сомневалась в том, что нужно делать.
Ей хотелось, чтобы с ним не случилось ничего плохого, хотелось разговаривать с ним, хотелось быть рядом. Он не удерживал больше ее руку; она погладила его кончиками пальцев по лицу.
— Хлоя, чем мы тут занимаемся?
Она не хотела пересказывать то, о чем подумала. Она хотела лишь чувствовать его. Тонкую ткань своей юбки и его брюк она воспринимала как непреодолимый барьер. Приподняв бедра, она прижалась к нему еще сильнее и увидела, что он на мгновение застыл неподвижно.
Одним молниеносным движением он, выпустив ее вторую руку, подхватил ее под ягодицы и удержал от следующего движения.
— Так, что насчет неджентльменских намерений, о которых мы говорили? Это не очень-то помогает их сдерживать. — Он сверху вниз посмотрел ей в глаза. — Скажи «да» или прикажи мне остановиться.
Хлоя притянула его к себе и поцеловала. Пальцы Джека до приятной боли стиснули ее ягодицы, но сам он не двигался, лишь целовал ее. Она сама, прервав поцелуй, произнесла:
— Это значит, «да».
— Слава богу. — Он выпустил ее бедра, налег на нее всем телом, взял ее ладонью за голову и снова поцеловал.
Потом он отодвинулся — слишком рано, — но лишь для того, чтобы снять с ее бедра пристегнутую кобуру, пробормотав: «Неудобно». Свою кобуру он тоже отстегнул и положил все оружие на пол. Для этого ему потребовалось лишь несколько отработанных движений.
Хлоя отстраненно вспомнила, что, войдя в комнату, он сразу запер за собой дверь, и заметила, что оружие он положил на расстоянии вытянутой руки, но в следующее мгновение он провел одной рукой по ее обнаженной ноге и принялся стягивать с себя ботинок.
Прежде чем он смог снять второй ботинок, она потеряла терпение и повалила его на кровать — которая определенно по своей мягкости значительно уступала ковру.
От ощущения тела Джека, прижимавшегося к ней, все ее сомнения улетучились, а может быть, просто забылись. На нем не было ни единого мускула, который двигался бы не в гармонии с остальными, а поцелуи говорили об уверенности и опыте. Даже если она и совершала ошибку, эта ошибка, вне всякого сомнения, должна была сопровождаться несколькими оргазмами.
Между поцелуями они стянули с себя рубашку и задрали юбку Хлои к талии. Джек расстегнул брюки, но так и не избавился от второго ботинка. Она совсем было собралась потребовать, чтобы он разулся, но тут Джек певуче произнес:
