— И что случилось?
Маффи пожала плечами.
— Я его потеряла… Потеряла и подумала, что будущего у меня нет. Тогда-то я и решила, что останусь здесь и найду себе работу. Я решила построить что-то свое, независимое ни от кого другого.
Я не знала, что сказать.
— Мне жаль…
Впервые эти невероятно зеленые глаза посмотрели прямо на меня.
— А мне нет, — сказала Маффи несколько удивленно. — Слишком много женщин боятся потерять кого-то, поэтому не пытаются изменить свою жизнь. — Она сделала еще один маленький глоток мартини, словно смаковала вкус напитка. — Я думала, что жизнь кончена, раз я его потеряла, и думала только о потере, а не о том, что когда-то мы были счастливы вместе. А ведь только это имеет значение. Мы — это то, что у нас было, а не то, что мы потеряли.
Интересно перевести это все в термины права собственности, подумалось мне, но Маффи не собиралась задерживаться, она снова стала стремительной и поверхностной, вытащила фотографию своей семьи, улыбающейся под лучами заходящего солнца, с роскошным белоснежным особняком на заднем плане. Их будущее было заложено на генном уровне, и я поняла, какая перспектива ждала Маффи. Кажется, в конце концов она обнаружила капельку мудрости, даже сквозь гены своих предков, англосаксонских протестантов.
Маффи время от времени проявлялась в течение того года, хотя я не думала о ней, по крайней мере не больше, чем о других своих девочках. Как я уже сказала, мой способ ведения дел — думать о девочках как о некой общности, не воспринимая их по отдельности, как личность. Я отправляла Маффи на вызовы. Клиенты продолжали обожать ее, и тот день, когда мы вместе сидели в «Санси», постепенно поблек. Иногда я даже задумывалась, а не приснилась ли мне наша встреча.
Когда Сэму исполнилось пять, то накануне Рождества я не смогла влезть в юбку, которую забрала из химчистки. Все понятно — я снова забеременела. Бенджамен уже давно окончил училище и теперь работал в компании, занимавшейся реставрацией домов. Их офис находился на Браттл-стрит в Кембридже. Он чуть с ума не сошел от страха при мысли, что нас станет четверо, хотя в то же время пришел в неописуемый восторг и готов был сообщить новость любому, кто слушает. Для человека, который никогда не думал, что заведет детей, Бенджамен с удовольствием воспринял отцовство.
Арендная плата на наш дом снова выросла, и Бенджамена душила жаба отдавать такие деньги чужим людям. В его сознании понятия «прочно стоять на ногах» и «иметь свой дом» шли рука об руку, и он считал, что мы и так слишком долго откладывали этот вопрос на потом. Я не могла оформить закладную на себя, хотя определенно была в состоянии внести первый взнос. Но Бенджамен работал уже давно и получал неплохие деньги, так что все складывалось удачно.
Одна из бывших моих сотрудниц, Каро, решила в свое время «вернуться на путь истинный» и переквалифицировалась в риэлтора. К настоящему моменту она выросла уже до партнера в агентстве недвижимости на Бикон-стрит и обросла связями, в том числе и с ипотечными компаниями. Мы решили, что Каро сможет сделать за нас всю бумажную работу.
И если тогда я меньше внимания уделяла работе, то только по уважительным причинам: я была беременна, мы все свободное время осматривали дома, обсуждали, где бы нам хотелось поселиться, и изучали ближайшие пригороды Бостона. Возможно, я просто нахожу отговорки, почему я не обратила внимания на то, что Маффи куда-то пропала.
Девушки приходили и уходили. Они заводили бойфрендов и переставали работать, а потом отношения заканчивались ничем, и они снова возвращались ко мне. Или они находили нормальную работу и бросали проституцию, но время от времени все-таки ездили на вызовы ради дополнительного заработка. Меня беспокоило только здесь и сейчас: кто может работать сегодня, кто может работать в ближайшие выходные. Я не должна держать девочек за руку. По крайней мере, я постоянно себе напоминала об этом.
В один тоскливый январский день раздался звонок. Дело было вечером, когда тени уже удлиняются, сообщая о приближении сумерек, а из-за ветра дребезжат оконные стекла. В комнате царила темнота, меня подташнивало из-за токсикоза, и я не могла заставить себя встать и включить свет. Скоро вернется Бенджамен, а няня, наоборот, уйдет. Муж включит все лампы в доме, и мы поужинаем и проведем какое-то время втроем, я, Бенджамен и Сэм, а потом я включу телефоны. Так я думала, когда раздался звонок.
В трубке я услышала голос молодого, хорошо воспитанного человека.
— Здравствуйте, могу ли я поговорить с Персиком?
Этот номер я давала девочкам. Я нахмурилась и поплотнее закуталась в платок, наброшенный на плечи. Возможно, меня уже терзали дурные предчувствия, не знаю, помню только, что внезапно мне стало ужасно холодно.
— Это я.
— Здравствуйте. Наверное, мой звонок покажется вам странным… — Короткая, еле заметная пауза, а затем мой собеседник продолжил громче и увереннее. Я представила человека, который отчаянно пытается взять себя в руки. — Меня зовут Гаррисон Грэнвиль. Думаю, вы каким-то образом можете знать мою сестру, Мелиссу Грэнвиль.
Этот голос… это имя… Я вспомнила летний день на снимке, который Маффи показывала мне в «Санси», изумрудную лужайку, густые тени и белоснежный дом на заднем плане.
— Маффи?
— Да, мы называли ее Маффи. Называли…
— Что случилось? — спросила я, но, думаю, уже тогда поняла, в чем дело, и ощутила комок в горле, почувствовала, что меня сейчас вырвет.
Гаррисон откашлялся. Да, он еще очень молод, судя по тому, каким мальчиком кажется на той фотографии, где стоит в спортивной куртке рядом с сестрой.
— Мы обнаружили ваше имя и телефон в ее записной книжке, — осторожно начал он. — Мне очень горько сообщать вам это, но Маффи… она умерла три дня назад.
— Что случилось? — спросила я и запоздало прибавила: — Примите мои соболезнования.
— Спасибо. — Гаррисон старался не терять мужества. — Можно спросить вас, откуда вы знали мою сестру.
Я сглотнула, еще раз, пытаясь сдержать рвотный позыв.
— Мы дружили, — прошептала я, жалея, что это неправда. — А что случилось, Гаррисон?
Снова короткая пауза. На этот вопрос мальчик еще не научился отвечать. Но к тому моменту, как состоятся похороны в самой лучшей епископальной церкви в их родном городке в Коннектикуте, он потренируется и, думаю, справится.
— Передозировка снотворного, — наконец осторожно ответил Гаррисон. — Мы не собираемся сообщать об этом прессе, так что я должен попросить вас сохранить сказанное в секрете.
Комната закружилась вокруг меня, и желудок накренился.
— Простите, — только и смогла сказать я, теперь мне пришлось зажимать рот рукой.
— Если вы хотите, мы известим вас о дате и месте проведения похорон, — неуверенно пробормотал он, но я не могла продолжать разговор.
— Нет, спасибо, — выпалила я на одном дыхании. — Мне так жаль.
