Это были письма от незнакомых людей к незнакомому человеку, в значительной своей массе — письма-просьбы. В некоторых содержались предложения выступить на открытии праздника или на митинге. Авторы других, прочитавшие его книгу и нашедшие в ней мысли, чувства, переживания, созвучные их собственным, выражали надежду, что они могут стать из незнакомых людей друзьями. Все письма пришли на прошлой неделе, и на большинстве из них Адам набросал карандашом заметки, которые должны были лечь в основу ответа. Она обработала их в первую очередь, печатая быстро и аккуратно, складывая письма стопкой у него на столе.
Он оторвал взгляд от рукописи, чтобы прочитать и подписать ответные письма. Затем одобрил:
— Ты умеешь печатать.
— Это точно. Что мне теперь еще делать? Как только я обвыкнусь, я не буду тебя беспокоить таким образом, но в первые день-два тебе придется мне подсказывать.
— Конечно. Давай попробуем сейчас поработать с книгой?
Она взяла блокнот, приготовившись писать.
Адам диктовал с довольно быстрой скоростью, но ей как-то удавалось успевать за ним. Когда он делал паузу, чтобы узнать, успевает ли она, она кивала, и он продолжал в том же темпе. К концу сеанса у нее стало сводить пальцы и строчки поплыли у нее перед глазами, но она постаралась не выглядеть слишком благодарной за перерыв, который он устроил.
— Кофе? — предложил он.
— Я подам.
Она уже была на ногах, готовая бежать на кухню, когда он воскликнул нетерпеливо:
— Никто не нанимал тебя в качестве прислуги на все работы. Сиди и, если можешь, считай все, что написала.
У нее была хорошая память, которая выручала в тех случаях, когда она из-за высокой скорости делала пропуски во время стенографирования. Она начала печатать, и Адам в течение нескольких минут наблюдал через ее плечо.
— Почему ты не работала раньше? — спросил он.
— Я присматривала за домом. Это была, в принципе, довольно объемная работа. — У нее перед глазами предстал «Грей Муллионс» в том виде, в котором она увидела его в то утро. — Интересно, что они собираются построить на этом месте?
— Дома.
— Маленькие коробки?
— Вероятно.
Она продолжила печатание, сконцентрировав внимание на том, чтобы превращать стенографические значки в нормальные слова, параграфы, и так страницу за страницей. Она сделала половину работы, когда Адам сказал:
— Меня не будет всю оставшуюся часть дня.
— Куда ты идешь? — спросила она, совершенно не подумав, и он произнес с кривой усмешкой:
— А это зачем? Телефонных звонков не ожидается.
Он не собирался ей об этом ничего говорить. Это значило, что она лезет не в свое дело.
— Я закончу это, — сказала она, — и увижу тебя завтра.
— Тебе не надо быть здесь раньше десяти.
Она вернулась домой немного раньше, чем обычно, и Ви, накрывавшая на стол, сказала:
— Ты застала меня в самом начале, я ожидала тебя не раньше чем через полчаса.
— Я получила новую работу, за которую буду получать на три фунта больше в неделю. — Казалось, на Ви это произвело впечатление. — Работаю с Адамом Роско. — Ви выглядела задумчивой. Она была полностью в курсе всей этой истории.
— Чем занимаешься? — поинтересовалась она.
— Секретарской работой, конечно. Он пишет еще одну книгу.
— Ну что ж. В добрый час! — пожелала Ви.
Адам сказал, что он начинает в десять, но Либби была там сразу после девяти. Несомненно, ей найдется какая-нибудь работа: приготовить завтрак, убраться. Кроме того, небо заволокло тучами, того и гляди, пойдет ливень.
Он постучала в дверь. Никакого ответа. И когда заглянула в окно, Адама нигде не было видно. Она открыла замок и вошла внутрь, не исключая возможности, что он все еще спит. У нее не было ни малейшего представления о том, когда он вернулся домой прошлой ночью. О том, что он был дома, говорил тот факт, что посуда, которую она вчера помыла, исчезла. Она нашла ее на кухне, помыла и вновь развела огонь, затем подсела к столу, который выполнял двойную функцию (в виде письменного и обеденного стола), и принялась читать предыдущие главы книги.
Она потребует перепечатки. Он сделал кое-где правку, и, кроме того, что было самое главное, его умение печатать оставляло желать лучшего. Но по мере чтения она вновь убедилась в том, что дядя Грэй был прав: Адам был отмечен знаком гениальности.
Когда наружная дверь открылась со скрипом, Либби вскочила:
— О Господи! Я думала, ты все еще в постели!
— В такое время? — Было без четверти десять, и на улице начался дождь. Он стряхнул воду с волос: — Ходил за почтой.
— Почему ты не сказал мне? Я бы захватила ее с собой.
— Мне не приходило это в голову.
— В понедельник я ее возьму сама, — сказала она.
В эти дни Либби узнала о себе очень многое, и сегодняшний день не был исключением. Они напряженно работали. Иногда Адам диктовал так быстро, что ее карандаш просто скользил по строчкам. Она с удивлением обнаружила, что скорость у нее гораздо выше, чем ей казалось, что она не впадает в панику и что может перепечатывать свои записи в то время, как он ходит взад-вперед по комнате, и не отвлекаться от своей работы.
Дождь, казалось, зарядил надолго, и ближе к полудню Адам поинтересовался:
— Я бы не прочь выпить бульончику, а как ты?
— Все, что угодно, я не ела с самого утра.
— Ты живешь у Эйба?
— Точно так. Я занимаю комнату его внука, который сейчас в армии. — Она отодвинулась от машинки, распрямилась и почувствовала судороги в нижней Части спины, чуть ниже поясницы. — Мне повезло, что досталась эта комната, я рада, что рядом Ви. Она изумительно готовит. Что там говорить, она все делает потрясающе. — Она встала и взяла у него из рук консервный нож. — Дай это сделать мне. У меня затекла спина и все мышцы, мне надо немного подвигаться.
Пока они пили бульон, она рассказывала ему о Ви:
— Она дала мне один из самых лучших советов, которые я получила за свою жизнь. В тот вечер, когда я впервые пришла к ним, она была так добра, она, и Эйб, и Ральф — это ее муж, и мне казалось, что я вот-вот разрыдаюсь. Тогда она сказала: «Никому не позволяй обижать себя. Держи нос кверху и плюй им в глаза». — Либби тихо рассмеялась, вспомнив об этом. — Я никогда не думала до той поры, что могу быть девушкой, которая плюет в глаза!
Он улыбнулся вместе с ней:
— И ты можешь это делать? И как, срабатывает?
— Не знаю, но мне кажется, это получается более естественно, чем плакать.
Они покончили с бульоном и возобновили работу. Адам больше не любит ее, и с этим приходится согласиться, но у него не будет ни единого шанса жалеть ее или презирать. Она будет работать так усердно, что, в любом случае, завоюет уважение к себе и, может быть, дружбу. И постепенно дружба может сотворить чудо, перерасти в нечто большее.
