– Лакис приедет за мной утром.
– Нет! Ты не останешься… тебе здесь не место. – Элис забилась в угол кровати. – Боже, как можно думать о сексе после ужасов того заведения! – Она поежилась. – Почему вообще молодая девушка позволяет делать с собой такие отвратительные вещи!
Николас стащил другой черный ботинок.
– Быть может, ей это нравится?
– Но ведь ты так не думаешь?
Он сел рядом с ней на кровати, в черных брюках, черных подтяжках, свисавших у бедер, и тонкой белоснежной рубашке, в расстегнутом вороте которой виднелась поросль жестких темных волос. Его тело обладало мощью, красотой и излучало напористую сексуальность.
Элис с удивлением обнаружила, что боится его.
Боится южного вспыльчивого характера, капризного высокомерия, неуемной энергии и патологической подозрительности.
Он слишком похож на Роберта, подумала она в отчаянии. На всех тех безжалостных людей, которых она так ненавидела. Полюбить кого-нибудь вроде него означало бы погубить себя. Он был страшно требовательным. Элис не могла смириться с этим; она слишком долго и упорно боролась, чтобы обрести свободу и независимость.
Паллиадис не спеша приблизился к ней. Их глаза встретились, и Элис замерла под его темным вопрошающим взглядом.
– Кто ты? – повторил он мягко, большим и указательным пальцами прикасаясь к ее лицу и поворачивая его к себе. И вновь этот проницательный взгляд. – Ты тоже собираешься убить меня? Что случится со мной, прекрасная Элис, когда я запутаюсь в твоих сетях?
Долгое напряженное мгновение Элис, застигнутая врасплох его пламенным взглядом, не могла вымолвить ни слова.
– Я не собираюсь ловить тебя в сети. Твои слова несправедливы. – Она все еще пребывала во власти его гипнотического взгляда, который, казалось, прожигал ее насквозь, требуя правды. – Убивать тебя…
– Нет?
– Дело в том… дело совсем не в тебе. – Это было больше, чем признание, которое Элис хотела сделать ему. Она чувствовала себя так, будто слова были вытянуты из нее клещами. – Пожалуйста, очень прошу, оставь меня.
Паллиадис покачал головой:
– Я был бы безумцем, если бы доверился тебе. – Он рассеянно поглаживал большим пальцем ее нижнюю губу. – Лакис считает, что к тебе нельзя приближаться и на шаг. Он, должно быть, стоит сейчас за дверью и ждет, когда я позову его на помощь.
Николас взял ее руку, повернул ладонью вверх и поднес к своему приоткрытому рту. Прикоснувшись к ее ладони теплыми губами, он прошептал:
– Скажи мне, почему ты до сих пор хранила девственность?
Элис беспомощно смотрела на него. Его нежные прикосновения волновали ее. Она трепетала лишь от одной близости этого мужчины, его крепкого гибкого тела, обладавшего страстной, молниеносной силой.
– Почему ты до сих пор хранила Девственность? – повторил он вопрос.
– Я хотела учиться музыке! – Она попыталась вырвать руку. – Отпусти меня!
Его черные глаза встретились с ее глазами.
– Необязательно быть девственницей, чтобы учиться музыке.
– Меня никогда не тянуло заниматься сексом! – вырвалось у нее. – Я не особенно много знаю о… твоем мире! Большую часть своей жизни мне удавалось не сталкиваться с ним.
Она не знала, поверил ли ей Паллиадис. Он резко встал, стянул с себя рубашку и бросил ее на пол. Элис смотрела на него, и комок подступал к ее горлу.
– Я совсем не знаю тебя, – прошептала она с мукой в голосе.
Он сел и притянул ее к себе.
– Я тоже не знаю тебя. – Николас откинул Элис на спину и склонился над ней, обхватив руками. – Не знаю, кто ты такая. Не знаю твоего настоящего имени. Но ты завладела всеми моими мыслями. Я увидел тебя у Мортесьера и сразу понял, что ни одну женщину не желал раньше так сильно, как тебя. – Он смотрел на нее сверху вниз, и его рот скривился в горькой иронической улыбке: – Знаешь ли ты, что значит для такого человека, как я, иметь женщину, у которой никогда не было другого мужчины? В тот первый раз, когда он берет ее, чувствует ее трепет в своих объятиях, ощущает ее нежную и невинную податливость и понимает, что она принадлежит только ему? – Николас склонился и коснулся губами ее рта. – Со мной такого никогда не случалось.
Элис испуганными глазами смотрела на него.
– Это ничего не значит!
– Неужели? – Его губы снова прикоснулись к ней легким поцелуем. – Для меня это значит очень многое. Это означает, что ты принадлежишь мне. Я хочу заниматься с тобой любовью. Много раз…
– Нет, ты не можешь, – задохнулась она. – Ты должен отправиться домой.
– Лакис забрал машину.
– Это не причина! К тому же, – воскликнула она, – мне это совсем не понравилось!
Он рассмеялся и нежно провел пальцами по ее щеке. Затем его темная кудрявая голова опустилась, и он прижался лицом к теплой выемке ее шеи. Элис почувствовала, как он всем весом ложится на нее.
– Обними меня. – Паллиадис поцеловал ее ухо и шепнул едва слышно: – Просто обними. Он сильнее прижался к ней.
– Вот так, хорошо. – Элис слышала, как он тяжело вздохнул. – Я чертовски устал от этого мира. – Он говорил почти шепотом. – От всего на свете.
Обвив руками тело Николаса, Элис ощутила, что нежность переполняет ее. Она чувствовала себя в тепле и безопасности, окруженной заботой. Пусть это всего лишь мимолетное мгновение, но она всеми силами стремилась продлить его.
Его губы теперь целовали ее обнаженные плечи.
– Элис!
Она судорожно выдохнула.
– Да?
– Я хочу, чтобы ты любила меня. Знаешь, как это делать?
Она, как зачарованная, покачала головой.
– Ты прикасаешься ко мне… – Он взял ее неуверенную руку, положил себе на лоб и медленно провел ее пальцами по густым кудрявым волосам. – Вот так. И ты говоришь: «Нико, милый». Вот так.
Элис задрожала и прижалась к нему, так что ее нежные груди уперлись в его грудь.
– Что ты делаешь со мной? – выдохнула она.
– Не знаю. – Его рука скользнула под короткую ночную сорочку, лаская шелковистую округлость ее ягодиц. – Ты такая теплая, такая прекрасная. Я хочу быть ближе. Хочу любить тебя. И чтобы ты любила меня.
Элис положила руку ему на затылок. Навязчивая мысль преследовала ее: она делает как раз то, что обещала себе больше никогда не делать. И это после того унизительного эпизода в его квартире! И все же она чувствовала, как сдается под безжалостным напором его силы и почти изнуряющей нежности.
Приблизив свои губы к его лицу, она уловила его быстрый вздох.
– Ах, любимая, – прошептал Паллиадис и с таким пламенным вожделением впился в ее рот, что Элис невольно вздрогнула. Она испытывала странное влечение, незнакомый прилив эмоций, делавших удивительно чувствительным каждый дюйм ее кожи. Она с такой силой прильнула к обнимавшему ее мужчине, будто собиралась встретить конец света в его объятиях.
