<Орла> Нет, но мы можем устроить вечеринку. Когда каждый из нас сбросит по стоуну. Остальные посетители тоже могут к нам присоединиться.
Вместе с последней клавишей, выскочившей у меня из-под пальцев, внезапно приходит осознание сказанного. Вечеринка? То есть нужно будет пригласить Антею, которая будет притворяться, что она — это я? А я тогда кем там буду? Что я почувствую? Глядя на то, как кто-то другой разговаривает с моими клиентами? Содрогаюсь от одной только мысли об этом. Возможно, еще не поздно отменить вечеринку. Сказать, что это была глупая затея. Может быть, никто не захочет прийти. Я в ужасе наблюдаю за тем, как посетительницы одна за другой одобряют мою идею. Сомневается только Сесилия. Ей нужно знать, сможет ли она прийти без мужа. А моя мать… Господи. Совсем о ней забыла. Она только что написала, что узнает, какие есть рейсы до Лондона. Ей здесь нельзя появляться. Потому что моя мать сразу определит, что Антея — не тот ребенок, которого она родила. Нужно будет поговорить с ней отдельно. После чата. Объяснить все как есть.
<Орла> У меня две новости. Во-первых, поступила новая партия трусов, и, во-вторых, в среду вы сможете увидеть меня в гостях у Стивена и Сьюзи в программе «Доброе утро».
<Лили> Моя любимая передача. Стивен такой привлекательный. Кто-нибудь видел, как он показывал, что нужно делать, чтобы извлечь из газонокосилки максимум пользы? Ларри его советы показались бесценными. Он пересказал их всем своим друзьям.
<Мари> А меня они тоже будут расспрашивать?
<Орла> Зачем?
<Мари> Они часто приглашают матерей. На прошлой неделе показывали троих детей и в студию пригласили их мам.
<Орла> А сколько лет было детям?
<Мари> С виду первоклашки. Наверное, лет по пять.
В такие моменты даже Финн кажется гением.
Спустя несколько секунд после того, как я вышла из чата, телефон моей матери был по-прежнему занят. Меня охватывает ужас. Насколько я знаю мою мать, сейчас она звонит всем подряд с поручением записать на видео утреннее шоу, чтобы все смогли посмотреть, как ее дочь беседует со Стивеном и Сьюзи. Кошмарная ситуация. Ну почему я не сказала посетителям о том, что это буду не я? А манекенщица, выдающая себя за меня. Все было бы намного проще. Ведь можно сказать об этом только тем, кто приходит по понедельникам, и больше никому. Но в глубине души я знаю, что не могла этого сказать, потому что, как сказал Бенджамин Франклин, трое смогут сохранить секрет лишь в том случае, если двое из них мертвы.
Через полчаса я наконец-то дозвонилась домой.
— Мама, — говорю я, — я по поводу шоу.
— О, Орла, я так за тебя рада! Это просто потрясающе! Здесь все так обрадовались, послушай… ты будешь довольна, узнав, что я научилась у тебя некоторым хитростям рекламы. О тебе напишут в местной газете. Представь?
— Нет.
— Да, ты ведь гордишься своей старой мамочкой? А ты всегда думала, что я тебя не слушаю.
— Мама…
— Я всегда слушаю все, что ты говоришь. Так вот, газета просит твою фотографию, хочу дать им с твоего выпускного…
— Нет. Мам…
— Ну почему нет? Ты там отлично выглядишь. К тому же они сказали, что у них есть специальная «расческа», чтобы исправлять фотографии. Потому что я сказала, что в то время у тебя была завивка, которая мне никогда не нравилась. Мне всегда нравились твои волосы, я тебе постоянно об этом говорила, но вы же дети. Все делаете по-своему. Никогда не слушаетесь родителей. В общем, они сказали, что смогут исправить твои волосы этой расческой.
— Мама, не нужно отправлять никаких фотографий, — жестко говорю я.
— Ну что за чушь! Разумеется, я отправлю им фотографию. Еще я хотела отправить им фотографию, где ты в платьице для первого причастия. Может, это был единственный раз, когда я видела тебя в белом платье с вуалью. Вот будет здорово, если эту фотографию опубликуют в газетах.
— Мама, как бы тебе объяснить, чтобы ты поняла. Не отправляй никаких фотографий, — стараюсь говорить еще жестче.
— Но почему? — Я понимаю, что мама в замешательстве. — Я могу попросить их «причесать» и твои прыщи. Хотя они все равно есть у всех подростков. Не нужно так стесняться, и подумаешь брекеты, сейчас ведь их носят все подряд! Представь себе, я вчера ходила в банк, и даже банковский клерк ходит с такими же. Кстати говоря, он тоже наверняка захочет посмотреть шоу. Я должна ему позвонить. Его зовут Брендан О'Рейли. Его младшая сестра училась с тобой в одном классе. Дервла. Помнишь ее? Теперь у нее трое детей, и он мне сказал, что только двое из них появились после свадьбы.
— Мама, — перебиваю я, — дело не в прыщах, не в завивке и тем более не в чертовых брекетах. Просто…
Я в нерешительности замолкаю. Боюсь, что не смогу рассказать ей. Всего за полчаса мама раздула мой имидж до таких невероятных размеров, что я понимаю — я не могу лишить ее этой радости. По крайней мере, сейчас. Может, сказать завтра? Почему бы не дать ей порадоваться хотя бы один день? Насладиться положением матери, которая гордится своей дочерью? Потому что тогда, Орла, идиотка ты чертова, ей придется завтра же звонить всем снова и объяснять, что произошла ошибка. Скажи ей. Прежде чем она запутается еще больше. Скажи ей сейчас. Сейчас же.
Я не обращаю внимания на укоры совести.
— Просто тогда могут возникнуть проблемы.
Я открываю рот, чтобы объяснить ей, в чем дело, но слова застревают в горле. Делаю глубокий вдох и пытаюсь начать все сначала.
— Мама, — говорю я.
— До того как ты что-нибудь скажешь, я хочу, чтобы ты знала, как я горжусь тобой, — перебивает она меня. — Ты достигла чего-то в жизни, и после всех страданий, которые доставил мне Финн, так приятно осознавать, что хоть один ребенок не разочарует меня. И не подведет.
Ну с чего я взяла, что моя жизнь может измениться? Это все та же куча дерьма. В среду утром человек, который мне дороже всех на свете, будет смертельно расстроен и унижен, а я из-за своей трусости не могу этого предотвратить. Мне не хватает смелости сказать ей всю правду сегодня. Я тихо кладу трубку.
Как похудеть — совет № 28
Испытай отвращение
Утро, среда, еще нет девяти. Я позвонила на работу и сказала, что заболела. И это почти правда. Меня трясет от одной только мысли о том, что сегодня Антея впервые появится в роли Орлы Кеннеди. И мне до ужаса стыдно, что я не могу позвонить моей матери и обо всем ей рассказать. Под глазами появились мешки. После нашего последнего телефонного разговора, когда она положила трубку, взволнованная и счастливая оттого, что ее единственная дочь появится на телевидении, я практически не спала. Она призналась Финну по телефону, что это почти так же здорово, как стать бабушкой. Он ничего не ответил. Я была в ужасе, узнав что он провалил свое задание. Вот ведь буддист проклятый, черт его побери. А буддисты не должны лгать. Разве не он все последние месяцы говорил мне, что мысли и слова, которые основаны на обмане, уводят нас прочь от нирваны? Что они плохие. Финн плохой. Он обманул нашу мать. Но Финн придумал оправдание своему поступку: он подчеркнул, что, рассказав правду, он причинит ей боль, а значит, отдалится от нирваны. Он не может так поступить. Я пыталась заставить его, сказала, что, скрывая от нее истинное положение дел, он причиняет зло мне. А это тоже плохо, но он даже бровью не повел. Потом он вдруг стал прагматичным. Финн сказал, что у наших родителей есть только маленький переносной телевизор, и, возможно, они не смогут как следует разглядеть, что на экране не я, а Антея.
