Она сказала это тихо, но они слушали её, они слышали каждое слово. Дети забыли про собаку, собака забыла про обезьяну, Балли забыл свои кровоподтёки, Джонни забыл свой абстинентный синдром.
— Я решила, что нам следует ему позвонить. Сейчас. И потом каждый из нас по отдельности скажет ему что-нибудь, всего несколько слов. Так что он поймёт, что мы вместе, что наше знание собрано вместе, и что если он будет продолжать, то пойдёт ко дну, его жизнь будет кончена.
Она подняла трубку.
В распоряжении секретарши Адама Бёрдена было два месяца, чтобы всё забыть и прийти в себя, но когда она узнала низкий, хриплый и настойчивый голос в телефонной трубке, то поняла, что хотя она уже и идёт на поправку, но до окончательного выздоровления ей ещё далеко.
— Его нет в городе, — сказала она. — Никто не знает, где он находится. Он уехал со своей сестрой.
Они готовятся к послезавтрашнему дню. Не знаю, чем могу помочь…
Маделен застыла, прижав трубку к уху. Она не попыталась привести какие-нибудь аргументы, она знала, что женщина говорит правду.
— А послезавтра — до того, как всё начнётся?
— Он приедет прямо туда. У входа будет контроль. И разослано двести именных приглашений. Но, может быть, после окончания…
Теперь в голосе секретарши были слёзы.
— После окончания, — сказала Маделен, — будет слишком поздно.
Она положила трубку.
Все смотрели на неё. Она почувствовала их неуверенность. Ей вдруг показалось безумием, что она могла возложить все свои надежды на такую команду, как эта. Дети, собаки, знахари, контрабандисты и алкоголики. Они были неудачниками, а самой большой неудачницей была она сама, она, собравшая вместе эти человеческие обломки. Она опустилась на стул.
Обезьяна положила руку ей на бедро. Сухую, тёплую и совершенно спокойную руку. И она успокоилась, и успокоились все. Спокойствие обезьяны овевало их, словно ласковый попутный ветерок, — время ожидания неожиданно оказалось полезным.
Первой заговорила Сьюзен.
— Боже! — воскликнула она, — Мы с Франком, конечно же, приглашены. У меня есть два приглашения. И мы могли бы достать ещё парочку.
Маделен уставилась на подругу.
— Ты пойдёшь вместо меня, — сказала Сьюзен. — И Джонни пойдёт. И этот господин, с ушибами. И когда Адам увидит тебя — я знаю его, я понимаю в мужчинах — Адам осторожный человек, если ему дать яблоко, он не откусит, пока не получит результаты лабораторного исследования. Когда он увидит тебя…
Все посмотрели на Маделен. Адам Бёрден всю свою жизнь был загадкой для своего окружения. Маделен была замужем за этой загадкой. Теперь они хотели, чтобы она её раскрыла.
Она смотрела прямо перед собой.
— Мне кажется, — сказала она, — что Адама никогда на самом деле не интересовали животные. Они были скорее… чем-то вроде оправдания для него. Когда он увидит там меня, Джонни и Балли, среди зрителей, он поймёт, что для него теперь речь может идти только о том, чтобы хотя бы удержаться на плаву.
Все сидели молча, слушая её благоговейно, словно команда корабля, выходящая из штилевой полосы. «Скорая помощь» начала испытывать килевую качку. Поднимался ветер.
Маделен проводила подругу и двух её детей к её машине.
— К чему же на самом деле стремился Адам, используя животных? — спросила Сьюзен.
— Иногда мне кажется, что ко мне.
— А сейчас?
Маделен посмотрела куда-то вдаль с тем выражением дорого оплаченной мудрости, которое появляется только у тех, кто поставил всю свою жизнь на другого человека и, всё потеряв, обнаружил, что даже по ту сторону полного банкротства существует жизнь.
— Для того, чтобы задать себе этот вопрос, он всегда будет слишком занят, — сказала она.
Сьюзен помогла детям забраться в машину.
— А если отец спросит их, где они были? — поинтересовалась Маделен.
Сьюзен выпрямилась и почесала голову. За последние сутки кожа на голове начала чесаться.
— Знаешь, — сказала она, — для того, чтобы задать этот вопрос, их отец всегда будет очень занят.
Эразм проводил Балли назад к судку, помог ему забраться в кокпит и сам залез вслед за ним.
— Когда, — спросила обезьяна, — господин Бёрден произносит речь?
— Послезавтра. В пятницу.
— Сколько раз надо лечь спать до пятницы?
— Два, — ответил Балли.
— А вы не знаете, где он будет выступать?
Балли старался не смотреть животному в глаза.
Он знал, что оно не будет попусту тратить время на иронию. Он просунул руку через люк, достал с полки под трапом телефонную книгу и, написав номер телефона и адрес Лондонского зоопарка на листке бумаги, сунул его обезьяне. Она не двинулась.
— А можно ли из этой книги узнать, где живут люди?
Балли кивнул.
— Не затруднит ли вас найти для меня одного человека?
Медленно и отчётливо он назвал Балли первое имя.
Только когда на листке было записано двенадцать адресов и телефонных номеров, примат взял его, не глядя, свернул и аккуратно положил в карман. Потом он поднялся. В руке он всё ещё держал обрез-дробовик. Теперь он поднял его на уровень глаз.
— Там, откуда я приехал, — сказал он, — обычно дарят друг другу подарок. Когда… понимают друг друга.
Эразм взял ружьё в обе руки. Мышцы у его запястий напряглись. С глухими звуками отлетающих болтов, ломающегося лакированного дерева и разрываемых скобок он согнул два коротких цилиндрических ствола к шейке приклада. Потом отложил сломанное оружие на сиденье.
— Я настоятельно прошу вас никому не рассказывать о том, что мы здесь были, — сказал он. — И прошу вас позаботиться, чтобы с миссис Бёрден ничего не случилось в пятницу. После того как мы два раза поспим.
Примат не нашёл в машине «скорой помощи» никого, кроме Александра Боуэна.
— Меня скоро хватятся, — сказал ветеринар. — Начнут искать.
Обезьяна села.
— Никто вас не хватится, — сказала она. — У вас нет друзей.
Неизменное en garde[10]врача уступило место ошеломлённому взгляду. Гораздо сильнее любой угрозы на него подействовала провидческая откровенность обезьяны.
— Это правда, — сказал он. — Ни одного. Разве это не ужасно?
— Но у вас может появиться друг.
— Слишком поздно.
Обезьяна достала из кармана тот листок бумаги, который она взяла у Балли, открыла его и показала на нижнюю строчку.
