Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
В сказках летают на ковре-самолете – почему же не на диване?.. Кроме того, на нем было очень уютно читать «нелегальную литературу»: лечь на живот, прислонить к валику тяжеленный том «Нивы», и – понеслась душа в рай!
…до первого шороха в прихожей. Такое бывало, и не раз, но теперь Олька стала опытней: успевала спустить книгу за диван, и Максимыч одобрительно хмыкал, улыбался в усы: «Молодца!»
Только он говорил это слово. Он и бабушка.
…«Форсайтов» она дочитает все равно, мать не всерьез выступает, а просто боится, что вот-вот Сержант явится. Когда его подолгу нет, она другая, но все равно зачем-то кидается его защищать. Не только с ней – со всеми: с Ксенией, с бабой Натой, с подругой Олей, хотя видно, что Оля ей нисколько не верит, однако кивает и поддакивает. Как и все остальные, включая родственников. Все сочувствуют, вздыхают, но мать все равно защищает «Вовку».
Зачем, зачем только она жалуется?
А что, если… А если это любовь? Не та, что в любимом Томкином фильме, и не та, что у Томки с Гошей, но… может, у взрослых так всегда, и как раз это и есть настоящая любовь, когда мать ждет, что он явится, а потом… Как тогда: Олька притворялась, что спит, нечаянно уснула и проспала, а утром радовалась: обошлось. Коробка с зубным порошком была почему-то забрызгана томатной пастой, она пробовала стереть, но то, что она приняла за томатную пасту, присохло и не сходило. Раковину мать помыла, но кляксы остались на стенке и на полотенцах, даже на Лешкином, с вышитым утенком.
И это – любовь?..
У Форсайтов все намного проще. Молодой Джолион ушел от жены, хоть они почему-то не развелись, и жил спокойно, писал акварели. Ирэн тоже не развелась, что было совсем уже непонятно: ведь полюбила архитектора, а мужа терпеть не могла; он вообще не пил, между прочим. Зато Монтегью не только пил, но и деньги проигрывал, и вообще мерзавцем был, однако жена все ему прощала, вот это было самое непостижимое.
Раздался легкий щелчок, и девочка вздрогнула. Это будильник – стрелка перескочила. Без двадцати пяти час. В голом пустом окне отражалась настольная лампочка с покосившимся абажуром, толстая раскрытая книга и руки, подпирающие подбородок – лица видно не было, свет падал на страницы. Сейчас скажет: «Кончай читать, гаси свет!».
Олька посмотрела на диван. Мать спала, уронив голову на раскрытый «Новый мир». Одна рука была согнута в локте, другая вытянута вперед, словно ей должны делать укол в вену. Медленно, чтобы не грохнулась чертова кровать, Олька встала и, не выключая свет, осторожно вытащила журнал.
Господи, сделай так, чтобы он не пришел. Пожалуйста, Господи!..
18
Помнишь, мама моя, как девчонку чужую
Я привел к тебе в дом, у тебя не спросив?
Строго глянула ты на жену молодую
И заплакала вдруг, нас поздравить забыв…
Лариса с досадой выключила радио. Чего уж там – «девчонка» давно не чужая, симпатичная и, как выяснилось, хозяйственная; пускай приводит. Да если б оказалась не хозяйственной, тогда что? Карлушка ее любит, а больше ничего не нужно. Брал какие-то дни за свой счет, ездил знакомиться с Настиными родителями. Ничего толком от него не добиться – как встретили, что за люди… Сказал что-то непонятное: «Начинайте день с какао!», поцеловал в щеку, засмеялся и убежал встречать Настю.
Вот и пойми.
Узнав о готовящейся свадьбе, Ларисины родители вдруг начали проявлять необычную активность. Отец взялся «обеспечить стол», и Лариса устала объяснять, что свадьбы как таковой, то есть свадебного застолья, не предвидится. Спасибо, вмешался сын, охладив деда: «Свадьбы не будет». Побушевав, тот ретировался, но включилась Аглая, вызвавшись «одеть молодых с ног до головы». Что она, всю жизнь прожившая в деревне, под этим подразумевала и как предполагала осуществить, с одним только мизерным доходом со своего огорода, было непонятно. Эта нелепость обсуждалась по телефону, с раздражающими подробностями. В трубке что-то скворчало и потрескивало, словно жарили яичницу.
– И милости просим к нам, в следующее воскресенье!
Материнское воркованье перебил нетерпеливый голос отца:
– Обязательно приезжайте, будем ждать!
В поезде Лариса уговаривала себя, что как-нибудь обойдется, не станут они при Насте ссориться. А что поехали, хорошо; матери нездоровилось: жаловалась на боли в боку, и Лариса взяла с собой какие-то капли – Анна Яновна посоветовала.
– Какая тут у вас красотища! – воскликнула Настя, и родители заулыбались так радостно, что у Ларисы почти отлегло от сердца: обойдется. Девушка с любопытством рассматривала деревянную табличку, висящую на сухой ветке.
Давно – Лариса не помнила даже, сколько лет назад – отец написал на ней название хутора: «У озера» и повесил дощечку на сук дерева. Полюбовался делом своих рук и отправился порыбачить. Когда вернулся, жена дописывала последнюю букву на обратной стороне дощечки. В ее редакции хутор назывался «Сосны». Те, кто подходил к дому со стороны железной дороги, видели именно эту надпись; другие, пройдя через лес и прочитав лиричное название «У озера», начинали оглядываться в поисках такового. Это много лет давало Аглае повод лишний раз поддеть мужа: мол, до озера еще добраться надо, на что муж, в очередной раз ткнув пальцем в табличку, ядовито спрашивал: а где тут сосны? Где хоть одна сосна, я спрашиваю?
Дощечка с разноречивой надписью висела на старом буке.
Труднее всего было почтальонам, да и то на первых порах, тем более что менялись они редко и быстро привыкали к чудачествам хозяев.
На самом деле сосна, и далеко не единственная, росла в том самом лесу, который находился слева от хутора, да и озеро располагалось немногим дальше, так что добраться до него не составляло никакого труда. Однако так уж была устроена жизнь родителей, с горечью думала Лариса, на вечном противостоянии «брито» и «стрижено». Герман был прав: иначе они жить не умеют.
Настя повертела табличку и мечтательно произнесла:
– «Сосны у озера»… Так оригинально, что с обеих сторон. Это вы вместе придумали?
Хозяева смешались, встретив доверчивый взгляд голубых глаз. Было от чего: никто из них не помнил, когда они что-то придумывали вместе.
– Прошу к столу, – вышла из положения Аглая.
Стол был накрыт новой клеенкой. Ее пронзительный запах удачно конкурировал с бодрым уксусным духом тугих пупырчатых огурцов. «Сметана!» – спохватилась Аглая, но Карлушка вскочил первым: «Я сам. – И повернулся к Насте: – Пойдем, покажу погреб!»
Настя никогда не видела таких погребов. Скрытая под прошлогодней травой и мхом снаружи, так должна была бы выглядеть пещера Али-Бабы. Плотная дубовая дверь, к которой вели вниз четыре ступеньки, открывалась в просторное помещение с низким потолком, где места было намного больше, чем содержимого. Стояло несколько кадушек («Грибы, наверное», – пожал плечами Карл), а в стороне, на кирпичах – молоко, сметана и творог.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
