— Думаю, что насчет другого тела ты далеко не всегда отделывалась шутками.
— Давай сразу расставим точки над «i» — мой любовник из Китая, Гораций Керуак, убит вовсе не потому, на что ты сейчас намекаешь: что я ради гадания хотела заполучить перстень, который ты видела в тот день на его мертвой руке. Керуак был убит в результате противоборства спецслужб, об этом, кстати, не так уж трудно было догадаться. Обычное дело для такой профессии! Для меня это стало большой потерей. У него было совершенно безукоризненное, стремительное тело. Он хорошо понимал всю опасность своей работы и то, насколько ненадежно его положение в Китае. Он-то и был тем, кто собирался колдовать, дорогая моя Лиза, а я просто помогала ему, раздобыв для него одно заклинание, необходимое для этого колдовства. Кроме того, я думала даже во сне.
Мы с Лизой переглянулись, вспомнив, что нам рассказывал Теодор о торговле заклинаниями, и Лиза, не сдержавшись, выпалила то, которое было известно ей:
— attor uf aiv al iuq ehc eipmoc inna. Это ты для него раздобыла?
— Откуда ты это знаешь? — изумился Теодор, который до сих пор молчал, словно набрал в рот воды, а Лидия в бешенстве воскликнула:
— Рылась в моих вещах в Китае?!
— Для этого незачем было рыться. Просто меня поселили в твою комнату немного раньше, чем ты ожидала. Но дело-то не в этом, а в том, что ты с этим заклинанием сделала.
Теодор сидел так неподвижно, словно прирос к своему стулу, а Лидия запальчиво возразила:
— Вопрос сформулирован неправильно. Дело не в том, что сделала я, а в том, что сделал с ним Керуак. Он решился на это колдовство, воспользовался заклинанием, а потом не снимая носил на пальце каменный перстень, чтобы, если он погибнет, хотя бы я смогла узнать, есть у человека другое тело или нет.
— Так ты узнала? Как только мы обнаружили его в твоей кровати, ты сняла перстень с его руки. Значит, ты знаешь, ты увидела это по цвету перстня.
— Да, я все увидела и все узнала, но ничего не скажу. Могу только сообщить для твоего общего развития, что наше другое тело старше первого, что аура, то есть световая оболочка живого существа, ее еще называют мандорла, отделилась от тела Керуака, лежавшего в нашей комнате с воткнутой в нос китайской палочкой для риса, и исчезла, унося в своей памяти некоторые части его тела.
— Какие? — тихо спросила Лиза.
— Сама знаешь. Все, что женщины хранят в памяти о дорогом им мужчине. Это может быть память о его зубах, усах и бороде, память о том, какой была его кожа или ногти. Может быть, память о голосе.
— И куда это чудо исчезло?
— Может быть, ты сама мне скажешь?! Тебе никогда не приходилось раздваиваться? И видеть себя сидящей и писающей в импортный унитаз испанской или японской марки? Вот так оно и было. Та, другая женщина видела тебя из какого-то другого, своего «настоящего», из настоящего момента, который не из твоей, а из параллельной твоей реальности. Кроме того, прими во внимание, что эту женщину, которая видит, как ты сидишь на своем унитазе, ты видеть не можешь.
— Это что, какой-то вид однонаправленного взгляда, взгляда без обратной связи?
— Да, что-то в этом роде. Представь себе два ночных поезда, идущих в разных направлениях и на мгновение встречающихся в темноте. А теперь представь, что в одном из них есть освещение, а в другом нет. Пассажиры из неосвещенного поезда могут без труда увидеть все, что происходит в освещенном, при том что их самих не видно. Так и Керуак мог увидеть в нашей комнате нас с тобой и свое мертвое тело из своего нового «настоящего». Из своего другого тела. Таким образом, этот однонаправленный взгляд без обратной связи, который в честь моего покойного любовника мы можем назвать «взгляд Керуака», пересекает бесчисленное множество путей, местностей и пространств и устремляется в недостижимое, в бесконечность, в вечность, потому что мы можем представить себе, что взгляд не имеет конца…
— А что такое синхронизация? — немедленно заинтересовалась неутомимо любопытная Лиза.
— Это было доступно только Иисусу. Синхронизация — это зажечь свет и в другом поезде. Но Керуак этого не мог, и его духовное тело находилось в какой-то другой реальности, в другом поезде рядом с нами, и могло нас видеть, но мы его видеть не могли…
— Откуда ты тогда знаешь, что он мог нас видеть?
— Знаю, потому что мы договорились, что он подаст мне знак.
— Скажи, о чем с тобой говорили парни из спецслужб? И главное — он тебе подал знак?
— Подал. Но об этом я больше не скажу ни слова.
— А я тебе скажу, что у китайской палочки для риса с бабочкой на конце, как у тебя в волосах, есть пара. Такие палочки всегда парные. Их всегда две. Именно такой палочкой красного дерева убит в Китае твой любовник Гораций Керуак! Ты его убила? Ведь его нашли в нашей комнате, в твоей кровати.
— Не смеши меня. Я ношу «сестру» той палочки, которой убит мой любовник, в память о нем. Неужели ты думаешь, что его коллеги просто так отпустили бы меня, если бы что-то заподозрили? Даже тень сомнения — и ни ты, ни я не сидели бы сейчас в этой комнате.
— А при чем здесь я?
— Они попытались бы вытянуть у тебя признание о том, насколько ты была в курсе моих планов. Но еще до того, как вызвать нас на допрос, они знали, кто его убил. Допрос с их стороны был просто жестом вежливости по отношению к покойному и чисто протокольным мероприятием. Кроме того, у меня не было совершенно никаких причин убивать Керуака. В постели он был великолепен. И семя у него было горячее, чем у всех остальных. В том числе и у тебя, мой котик! — Этими словами Лидия наконец выстрелила в Теодора через вилку, которой по-прежнему прикрывала свое лицо.
— Прекрати издеваться над Теодором, — вдруг взорвалась Лиза. — По крайней мере, в нашем присутствии. Опусти эту дурацкую вилку! Почему мы должны все это терпеть? И вообще, нам лучше всего сейчас же уйти.
Сказав это, Лиза встала из-за стола. Я почувствовал себя настолько неловко, что бросил на стол салфетку и тоже встал:
— Это самое уместное, что мы можем сделать. Лучше вам остаться вдвоем и спокойно все обсудить. С глазу на глаз. Мы вам только мешаем. И отвлекаем внимание от важных для вас тем.
— Не получится! — оборвала меня Лидия и, обращаясь к Лизе, сказала:
— Твой любимый муженек тоже часть моей истории.
— Что ты имеешь в виду? — изумилась Лиза и села. Потом медленно, очень медленно повернула голову в мою сторону и посмотрела на меня.
Через этот леденящий кровь взгляд в меня впились глаза всех ее имен, чередой следовавших друг за другом из поколения в поколение: Амава, Арзуага, Эулохиа, Ихар, Свифт. А под конец меня хлестнуло взглядом и ее прозвище Имола. Этот ураганный огонь из недр истории заставил меня сидеть не шелохнувшись.
— Да, дорогая моя, твой любимый котик был одним из тех, кто не решился лишить меня невинности, хотя я предоставила ему не одну такую возможность. Я сказала: уж лучше ты, чем кто-то незнакомый…
