I
— Кто такой этот Уэллс? — спросил Пэт у студийного букмекера Луи. — Всякий раз, как загляну в газету, натыкаюсь на этого Уэллса.[103]
— Это который с бородой, — пояснил Луи.
— Насчет бороды я в курсе — ее трудно не заметить. Но в чем его заслуги? С какой стати ему вдруг отвалили полтораста тысяч под проект?
И то верно — разве этот Уэллс оттрубил в Голливуде без малого двадцать лет, как Пэт Хобби? Разве он работал над фильмами, от одного перечня которых может закружиться голова (хотя в последние годы Пэт все чаще попадал мимо титров)?
— Этих выскочек хватает ненадолго, — утешил его Луи. — Сколько мы таких перевидали: сегодня на коне, а завтра его нет. Верно, Пэт?
Так-то оно так, да только первопроходцы, вспахавшие и засеявшие эту ниву, теперь почитали за счастье урвать халтурку на пару недель за три с половиной сотни. А ведь когда-то эти люди жили на широкую ногу — с женами-модницами, филиппинской прислугой и плавательными бассейнами.
— Может, все дело в бороде? — предположил Луи. — Что, если нам тоже отпустить бороды? Хотя… мой отец носил бороду, но это не помогло ему выбраться с Гранд-стрит.[104]
…Надежда никогда не оставляла Пэта, сколько бы злоключений ни выпало на его долю, и ценной составляющей этой надежды являлась свобода доступа. Самое главное — оказаться на виду в нужном месте и в нужный момент, когда затуманенный и утомленный мозг продюсера задастся вопросом: «Кто?» Новый день начался как обычно: по выходе из бара Пэт направил стопы к студии, ставшей для него вторым домом.
В Служебной проходной ему внезапно преградил путь незнакомый полисмен.
— Пройдите через главный вход, — сказал он.
— Я Хобби, сценарист, — пояснил Пэт.
На цербера это не произвело впечатления.
— У вас есть пропуск?
— Я сейчас отдыхаю в перерыве между картинами. Но у меня назначена встреча с Джеком Бернерсом.
— Через главный вход.
«Вшивый кистоунский коп!»[105]— злобно подумал Пэт, когда тот отвернулся. И живо представил себе, как вступает с ним в перестрелку. Бах! — и пуля копу в брюхо. Бах! Бах! Бах!
На главном входе он также увидел новое лицо.
— А где Айк? — спросил Пэт.
— Его уволили.
— Надо же… Я Пэт Хобби, сценарист. Айк всегда меня пропускал.
— Вот потому его и уволили, — невозмутимо заметил страж. — К кому вы направляетесь?
Пэт призадумался. Ему не хотелось по пустякам беспокоить продюсера.
— Позвоните в офис Джека Бернерса, — сказал он наконец. — Просто справьтесь у секретарши.
Через минуту охранник повернулся к нему от телефона.
— По какому вопросу? — уточнил он.
— Насчет фильма.
Охранник передал его слова в трубку и подождал ответа.
— Она спрашивает, о каком фильме речь?
— К черту! — сказал Пэт с отвращением. — Лучше позвоните Луи Грибелю. Из-за чего такие строгости?
— Распоряжение мистера Каспера. На днях визитер из Чикаго свалился в ветродуйную машину… Алло, мистер Грибель?
— Дайте мне трубку, — сказал Пэт.
— Ничего не могу сделать, Пэт, — сокрушенно сказал Луи. — Этим утром ко мне едва пропустили посыльного. А все потому, что какого-то чикагского засранца перемолола большая ветродуйка.
— Ну а я-то тут при чем?! — взбешенно проорал в трубку Пэт.
Шагая несколько быстрее обычного, он проследовал вдоль забора до входа на открытую съемочную площадку. Там тоже имелась охрана, но люди беспрерывно сновали туда-сюда, и Пэт пристроился к одной из групп. Только бы попасть на студию, а уж там он добудет у Джека пропуск, чтобы впредь не попадать под идиотские запреты! Все ж таки Пэт был здешним старожилом и еще помнил то время, когда на краю пустыни вырастали первые дощатые павильончики.
— Извините, мистер, вы в этой группе?
— Я очень спешу, — сказал Пэт. — Мой пропуск где-то затерялся.
— Вот как? А мне думается, вы из тех проныр, что вечно суются не в свое дело. — Полисмен поднес к носу Пэта журнал с фотографиями актеров. — Я бы вас не пропустил, даже представьтесь вы этим самым Орсоном Уэллсом.
II
В одном из ранних чаплинских фильмов есть сценка с до отказа набитым трамваем, когда очередной пассажир, втискиваясь на заднюю площадку, тем самым выдавливает наружу кого-нибудь с передней. Эта сценка неизменно всплывала в памяти Пэта Хобби в последующие дни, стоило только подумать об Орсоне Уэллсе. Уэллс проник внутрь — Пэт вылетел вон. Никогда прежде Пэт не имел серьезных проблем с доступом на студию; и, хотя Уэллс непосредственно с ним не соприкасался, возникало впечатление, что это крупное тело, беспардонно возникнув из ниоткуда и втиснувшись в кинобизнес, напрочь выдавило за ворота именно Пэта Хобби.
