Боковая дверь стояла открытой, так что кто-то, по-видимому, был дома и нам не пришлось искать ключ под цветочным горшком. Мы постучали, и нашему взору явилась Ребекка Дью. Мы сразу поняли, что это Ребекка Дью, потому что никем другим это существо быть не могло.
Представь себе, Джильберт, помидор с зачесанными назад черными волосами и поблескивающими маленькими черными глазками, между которыми торчит крошечный носик, а под ним узкий разрез вместо рта — это и будет Ребекка Дью. Она вся какая-то коротенькая: коротенькие ручки и ножки… короткая шея… Только улыбка у нее широкая — рот до ушей.
Но в первую минуту она не улыбалась. Наоборот, когда я спросила, могу ли поговорить с миссис Макомбер, она сурово нахмурилась.
— Вы имеете в виду вдову капитана Макомбера? — спросила она, будто в доме было еще несколько разных миссис Макомбер.
— Да, — кротко ответила я.
Ребекка Дью привела нас в гостиную и оставила там одних. Эта гостиная — приятная небольшая комната, и она вся дышит покоем и приветливостью. Видно, что мебель стоит на своих местах уже много лет. И как же все сверкает! Такого зеркального блеска нельзя добиться никаким лаком. Я сразу поняла, что это плод усилий Ребекки Дью. На каминной полке стоит бутылка, внутри которой помещается крошечная, но полностью оснащенная шхуна. Миссис Линд ею страшно заинтересовалась — каким это образом она попала в бутылку? И добавила, что эта шхуна придает комнате морской дух.
Тут в гостиную вошли вдовы. Мне они сразу понравились. Тетя Кэт немного напоминает Мариллу — высокая, худая и суровая на вид; а тетя Шатти — маленькая, сухонькая, седая и с каким-то озабоченным выражением лица. Может, в молодости она и была очень хорошенькой, но от ее красоты ничего не осталось, кроме глаз. Глаза у нее замечательные — огромные, карие и добрые.
Я объяснила цель нашего визита, и вдовы переглянулись
— Надо посоветоваться с Ребеккой Дью, — сказала тетя Шатти.
— Несомненно, — отозвалась тетя Кэт.
Позвали Ребекку Дью. Вместе с ней из кухни пришел огромный пушистый кот — серый, с белой грудкой и белым воротничком на шее. Мне ужасно хотелось его погладить, но, вспомнив предупреждение миссис Брэддок, я полностью проигнорировала кота.
Ребекка смотрела на меня без тени улыбки.
— Ребекка, — обратилась к ней тетя Кэт, которая, как я с тех пор поняла, не любит тратить слов даром. — Мисс Ширли хочет снять у нас комнату. Мне кажется, нам не стоит соглашаться.
— Почему это? — спросила Ребекка.
— Тебе прибавится хлопот, — объяснила тетя Шатти.
— Как будто у меня так много хлопот, — ответствовала Ребекка Дью.
Как хочешь, Джильберт, но у меня в сознании эти два ее имени слиты воедино, и я просто не способна сказать Ребекка. Однако вдовы зовут ее так. Не знаю, как у них это получается.
— Мы все трое в годах и отвыкли от общества молодых людей, — упорствовала тетя Шатти.
— Говорите за себя, — резко возразила Ребекка Дью. — Мне всего сорок пять лет, и руки-ноги мне еще не отказали. По мне, так очень даже хорошо, что в доме появится молодая женщина. И лучше, чтобы это была женщина, а не мужчина. Мужчина будет без конца курить… дом еще подожжет. Если уж вы решили сдать комнату, сдайте ей — вот вам мой совет. Но, впрочем, поступайте как хотите — дом ваш.
С этими словами она удалилась, и я поняла, что все решено. Однако тетя Шатти предложила мне пойти и посмотреть комнату — вдруг она мне не понравится.
— Мы хотим поселить вас в башенной комнате, милочка. Она поменьше комнаты для гостей, но зато в ней есть отверстие для трубы и зимой там можно поставить печку. Кроме того, из окна открывается красивый вид на кладбище.
Я была уверена, что комната мне понравится; одно название чего стоило — Башенная комната. Она и вправду оказалась чудо как хороша. К ней вела лесенка, которая ответвляется от площадки между первым и вторым этажом. Комната невелика, но, уж конечно, больше той жуткой комнатушки, которую я снимала в Кингспорте, когда училась на первом курсе. В ней два окна — одно выходит на запад, другое на север. А в углу, образованном башней, еще одно окно — трехстворчатое, под ним устроены полки, куда я поставлю свои книги. На полу лежат круглые плетеные коврики, а на кровати необыкновенной пышности перина, которую даже жалко мять. Над кроватью полог. Она такая высокая, Джильберт, что на нее можно забраться только по специальной смешной лесенке, которую днем задвигают под нее. Это капитальное сооружение капитан Макомбер приобрел где-то в заморских краях и привез домой.
Что еще? Прелестный угловой шкафчик с полками, застеленными белой бумагой с фестончиками, на дверцах которого нарисованы букетики цветов. На скамейке под окном — подушечка с пуговицей в центре, которая придает ей сходство с толстым голубым пончиком. В углу умывальник и под ним две полочки. На верхней едва умещаются тазик и голубой кувшин, а на нижней — мыльница и кувшин для горячей воды. Комодик с медными ручками, на котором стоит фарфоровая статуэтка, изображающая даму в розовых туфельках, зеленом платье, подпоясанном желтым поясом, и с красной розой в белокурых фарфоровых волосах.
Комната заполнена светом, который желтые шторы окрашивают в золотистый цвет, а на белых стенах трепещут живые гобелены — тени стоящих за окном тополей. Я почувствовала, будто нашла бесценное сокровище и стала самой богатой девушкой в мире.
— Во всяком случае, здесь ты будешь в полной безопасности, — заключила миссис Линд.
— Боюсь, что после Домика Патти мне здесь покажется тесновато, — сказала я исключительно для того, чтобы ее поддразнить.
— Выдумаешь тоже — тесновато! — фыркнула миссис Линд.
Сегодня я переехала в Саммерсайд со всеми пожитками. Конечно, мне не хотелось уезжать из Грингейбла. Сколько бы я ни жила вдали от него, наступают каникулы — и я опять дома, словно никуда и не уезжала. А когда приходит время снова его покидать, мое сердце разрывается от горя. Но я уверена, что в Звонких Тополях мне будет хорошо. Я всегда знаю: по душе я дому, в котором поселилась, или нет.
Из моих окон открываются великолепные виды — красиво даже старое кладбище, окруженное темными елями, к которому ведет огороженная с двух сторон дорожка. Из западного окна мне видна гавань и вся бухта, которую бороздят прелестные парусные яхты и большие суда, уходящие в неведомые дали. Какой простор для воображения открывают эти слова! Из северного окна видна кленовая роща, а ты ведь знаешь, что я всегда была древопоклонницей.
За кладбищем и за рощей — очаровательная долина, вдоль которой змеится красная дорога. По обе стороны ее разбросаны белые домики. Долина так радует глаз, что на нее не устаешь смотреть. А за ней возвышается мой голубой холм. Я назвала его Царем Бурь.
В своей комнате я наслаждаюсь полным уединением. Ты знаешь, как человеку иногда важно побыть одному. Моими друзьями станут ветры. Они будут вздыхать, и напевать, и завывать вокруг моей башни… белые ветры зимы… зеленые ветры весны… алые ветры осени… «Бурный ветер, исполняющий слово Его…» Меня всегда наполнял восторгом этот библейский стих.
