Она так легка в общении, она — источник радости. Ее смех звенит как весенний ручеек, будь то в темном зале джаз-клуба или за столом совещания, она честолюбива и усердна, но и благодарна жизни за все, что она ей дает. С ней он чувствовал себя спокойно и умиротворенно. Она уважает его, слушает, принимает всерьез. С ней не надо напрягаться, а можно оставаться самим собой, она никогда не хнычет и не старается задеть, всегда с неподдельным интересом слушает его рассказы о семье, о том, как он рос в Ваксхольме. Она ходит под парусом в тех местах, так как у ее родителей пристань на одном из тамошних озер.
Он услышал, как она выходит на улицу, обернулся и увидел, как она шагает по ступенькам, неотразимая в своих высоких ботинках и узкой юбке.
— Они будут играть в пятницу, — сказала София. — Здесь будет столпотворение. Однажды я просидела здесь до половины седьмого утра, это был просто экстаз.
Он улыбнулся, глядя в ее теплые глаза, впитывая их матовую голубизну. Она встала перед ним и вздернула плечи, сдвинула ноги и засунула руки глубоко в карманы пальто. Потом подняла голову и улыбнулась Томасу.
— Ты замерзла? — спросил он, чувствуя, как у него пересыхает во рту.
Не переставая улыбаться, она отрицательно покачала головой.
— Совсем нет, — сказала она. — Мне тепло.
Он не мог больше сопротивляться и притянул ее к себе. Ее макушка оказалась прямо у него под носом, она была выше Анники, от ее волос пахло яблоками. Она обвила руками его шею и всем телом прижалась к нему. Тело его словно поразило огненной молнией, горячей и твердой, так что у него перехватило дыхание, и он застонал от сладкой боли.
— Томас, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь, — если бы ты знал, как я ждала этого момента.
Он с трудом проглотил слюну, прижал ее еще крепче, сливаясь с ее ароматом, яблоком, духами, шерстью пальто. Потом он отстранился, глядя ей в лицо. Он тяжело дышал полуоткрытым ртом, пожирал ее глазами, видел, как пляшут ее зрачки, слышал, как она задыхается.
«Если я это сделаю, то пути назад уже не будет, — подумал он. — Если же я отступлю, то проиграю все».
Он наклонился вперед и поцеловал ее, бесконечно нежно и осторожно, губы ее были холодны, пахли джином, тоником и ментоловыми сигаретами. Острое желание пронзило его. Она едва заметно подалась вперед, но зубы их стукнулись друг об друга, дыхание смешалось, и в следующий миг Томасу показалось, что он сейчас взорвется. Боже, он должен взять эту женщину, взять немедленно, здесь и сейчас.
— Хочешь, мы поедем ко мне? — шепнула она, уткнувшись носом в его подбородок.
Он смог только кивнуть.
Она отошла от него и подняла руку, чтобы остановить такси. Как и все на свете, это удалось ей сразу. Теперь они стояли, разделенные машиной, и она приняла вид, так хорошо знакомый ему по областному совету. Она пригладила волосы, одновременно обжигая Томаса огненным взглядом через крышу такси. Они сели в «вольво» по разные стороны заднего сиденья, и София сказала шоферу адрес своей квартиры в Эстермальме. Всю дорогу они сидели, взявшись за руки под сумкой Софии, пока машина петляла по городу до площади Карла.
Он расплатился карточкой и дрожащей рукой расписался в чеке.
София жила на самом верхнем этаже фантастически красивого дома, выстроенного в 1898 году. Мраморная площадка освещалась приглушенным светом латунных старомодных светильников. Толстый шерстяной ковер скрадывал шаги. Она схватила его за руку и повела к лифту. Открылись раздвижные двери, они вошли в кабину, София нажала кнопку своего этажа и принялась стаскивать с Томаса пальто. Он помог ей, сбросив его на пол, совершенно не интересуясь тем, запачкается ли оно, и, расстегнув на Софии пальто, кофту и блузку, прижал ладонь к ее груди. Она застонала, припав лицом к его плечу и лаская обеими руками его между ног. Она расстегнула молнию его брюк, сдвинула нижнее белье и стала гладить его член. От этой ласки он зажмурился и откинулся назад, боясь, что потеряет сознание.
Лифт резко остановился, она поцеловала его и рассмеялась:
— Идем, начальник проекта, мы уже почти дома.
Они подобрали с пола одежду, сумку, портфель и выбросили их из лифта. София принялась искать в сумке ключи, а Томас нетерпеливо ходил кругами за ее спиной, пока она открывала дверь.
— Надо отключить сигнализацию, — шепнула она.
После двух коротких сигналов они вошли в холл, и его руки сомкнулись вокруг ее обнаженной талии. Потом они скользнули вверх, обхватив груди, а София прижалась к Томасу задом, потом повернулась к нему и мягко повалилась на пол, увлекая его за собой.
Глаза ее засверкали, дыхание стало частым и поверхностным, а когда он вошел в нее, она продолжала не отрываясь смотреть на него, и он тонул в этом взгляде и хотел тонуть в нем до самой смерти, и он умер, и свет померк в его глазах, когда он кончил.
Только теперь он услышал свое тяжелое дыхание. Колено его упиралось в дамский ботинок, и он заметил, что они забыли закрыть входную дверь. От нее тянуло сквозняком, и по его коже побежали мурашки.
— Мы не можем лежать здесь до бесконечности, — сказал он и сполз с нее.
— О, Томас, — простонала София, — мне кажется, что я в тебя влюблена.
Ее светлые волосы разметались по дубовому паркету, помада размазалась по щекам, а тушь расплылась под глазами. Им овладело сильное смущение, оно окутало его как войлок, он отвел взгляд и встал. Стены вокруг качались, кажется, он выпил больше, чем хотел. Краем глаза он заметил, что София подошла и встала рядом — в расстегнутом лифчике и задранной до талии юбке.
— Это было фантастически, правда, Томас?
Он судорожно сглотнул и заставил себя посмотреть на нее. Без одежды она казалась маленькой и слабой, беззащитной и трогательной, как малое дитя. Он заставил себя улыбнуться ей. Как она мила.
— Это ты фантастическая, — сказал он, и она торопливо погладила его по щеке.
— Хочешь кофе? — спросила она и закрыла входную дверь, расстегнула молнию юбки и сбросила ее на пол вместе с лифчиком.
— Спасибо, — сказал он, когда она, голая, направилась в квартиру. — С удовольствием выпью.
Спустя мгновение она вернулась в домашнем халате цвета слоновой кости, неся в руке другой, темно-бордовый халат.
— Держи, — сказала она. — Душ в конце коридора слева.
Он взял халат и несколько секунд раздумывал, надо ли принимать душ. Хотя Анника уже, наверное, спала, на случай рассчитывать не стоило.
София исчезла в уходящем вправо коридоре, и он услышал шипение кофейной машины. Он неслышно заглянул в ближайшую комнату-студию, с высокими, метров восемь, потолками. В окне было видно матовое и тусклое городское небо. Стены кирпичные, пол — такой же вощеный паркет, как и в холле.
Он не мог удержаться от восхищения. Именно так должно выглядеть жилище.
