— Скоморохи… Я и говорю — бесовня.
* * *
Традиционный городской театр кукол с острова Сицилия был знаменит на всю Европу. Появился он еще в одиннадцатом веке, во время пришествия на остров норманнов, выбивших оттуда прежних владык — арабов. К описываемой эпохе мастерство сицилийских кукольников достигло наивысшего своего расцвета. Доспех на куклах-мужчинах отличался удивительной реалистичностью и в точности повторял готический рыцарский. Наряды, перенятые у французских придворных дам, являли собой настоящий шедевр и шились с большим тщанием, чем платья самих артистов. Поначалу театр был известен только в Италии да немного в Испании, однако широко шагнул на север и восток вместе с бессмертной поэмой Ариосто «Неистовый Орландо». Куртуазная рыцарская культура быстро впитала в себя легенду о героических деяниях и трагической гибели Роланда, полководца Карла Великого.
Поэма была невероятно длинной, включая в себя несколько сотен стихов. Удивительно, но многие труппы умудрялись играть сценки по каждому из них! Представления на островах Средиземного моря длились более года! Каждый день приходили горожане и селяне, следя за событиями этих первых «мыльных опер», щедро платя артистам аплодисментами и звонкой монетой.
С чуть сокращенной программой выступали сицилийцы и на землях туманного Альбиона, и на брегах Сены. Польский король в юности даже завел у себя личную труппу, соревнуясь в этом с маршалом Вишневецким…
Докатилась мода на кукольный театр и до Ливонии. Одна из бродячих трупп как раз и появилась в Тирзене, аккурат после занятия его войсками московитов.
* * *
— Посмотреть бы поближе, — мечтательно сказал Басманов, с удивлением разглядывая кривляющихся на крыше кибитки кукол.
— А ну стой! — закричал Ярослав, взяв мула под уздцы.
— Оставь их, — укоризненно вмешался Басманов, но тощий субъект со скорбным лицом, опознав во встречных именитых и властью обличенных людей, сам отдал приказ на остановку.
— Показывай своих кукол бесовских, — приказал ему Ярослав.
Тощий субъект залопотал что-то, развел руками и беспомощно посмотрел вокруг.
— Толмача надобно, — заметил Басманов.
— Сейчас будет… — Ярослав окинул выбравшихся из повозок артистов пристальным взором и, не углядев явной угрозы для патрона, кинулся опрометью к ратуше.
Когда он вернулся в сопровождении одутловатого и краснолицего немецкого чиновника, разумеющего на разных языках, князя застал уже внутри повозки. Басманов с совершенно детским выражением на лице вертел в руках фигурку «орландо», трогал доспехи, дивясь на тонкость работы, дергал за палочки и тонкие веревки, приводящие куклу в движение. Языковой барьер между воеводой и артистами, похоже, давно рухнул. Артисты что-то говорили, обильно и непривычно жестикулируя, Басманов отвечал им, хватаясь то за одну фигурку, то за другую.
«Чистое дитя, — подумал Ярослав, усмехнувшись себе в бороду. — Глаза блестят, про заботы враз забыл. Оно и ладно…»
Толмач тут же принялся бойко переводить.
Ярослав вышел из тесной кибитки, потянулся, глядя на стаю голубей, сорвавшихся с крыши ратуши и кружащих над городом.
Вокруг театрального каравана собиралась толпа праздных гуляк, стрельцов, свободных от службы и, конечно же, детей. Среди русских людей цепкий взор засечника углядел высокую фигуру ангмарца.
— Здорово, служилый, — крикнул он и раскрыл объятия. — Так вас тоже в город поставили?
— Да нет, я тут с парой друзей провиант закупаю. Стоим в лагере Серебряного, аккурат возле ратного поля. А ты-то откуда свалился? Светлейший князь прогнал тебя, что ли?
Ярослав кивнул на расписной воз:
— Там наш кормилец, куклами балуется.
Ангмарец присмотрелся к фигуркам, шевелящимся на крыше, рассмеялся:
— Образчик средневековой культуры, ядрен батон! Вот Дрель порадуется. Схожу, позову ее.
— А я уже тут. — Из толпы появилась эльфийка, в сопровождении двух ратников Легиона, ведущих в поводу груженых тюками коней. — Прелесть какая, кукольный театр!.. Хочу! Есть у нас деньги на представление, злыдень?
— Маловато, — растеряв всяческий энтузиазм, буркнул назгул, потрогав тощий кошель на поясе. — Не до забав, вообще-то.
Дрель обижено надула губки.
— Да вы не кручиньтесь, — заметил Ярослав, исподволь любуясь эльфийской принцессой, одетой в длинное платье и пуховый платок, что весьма красило ее, по мнению засечника. — Если князь такой интерес проявил, не минует вас это фиглярство площадное.
— Слышь, Дрель, сам князь здесь! Может, конец нашим сухопутным мытарствам? — оживился ангмарец. — Обрыдла нам, брат Ярослав, эта странная война. Народ ропщет, хочет на корабли вернуться. В конце-то концов, мы судовая рать…
Ярослав поразмыслил, откровенничать ли с давними знакомцами, но не найдя в том худого, заметил:
— Князь намедни говорил про вас. Готовьтесь, скоро к себе призовет.
Они некоторое время болтали, вспоминая былую встречу и поход к Рингену, когда наконец появился Басманов.
— А ну расступись, немчура, — гаркнул Ярослав.
Толпа раздалась, пропуская воеводу. Ангмарец сорвал с головы шапку, с неудовольствием заметив, что делает это почти без внутреннего сопротивления. Дрель запахнулась в платок и отвесила поклон, также не оконфузившись, как бывало не раз.
— Не чаял вас до вечорки увидеть, — заметил Басманов. — Но то к лучшему, что сами подвернулись. В лагере стоите, или в городе?
— В лагере, княже.
— Слышал про ваши деяния. Не посрамили ни меня, ни Карстена Роде. За то вам честь и хвала. Никита Романович о вас хорошо говорил, сердечно.
Ангмарец придал себе максимально молодцеватый вид, хотя, похоже, не очень-то ему это удалось. Оглядев назгула с ног до головы, Басманов недовольно покачал головой, перевел взор на ратников, и тут тоже остался недоволен.
— Пообносились вы, исхудали…
— Так война же. Совсем недавно сеча отгремела. Вот прошлись по лавкам, кое-что прикупили, приведем себя в порядок.
Басманов переглянулся с Ярославом.
— Никита Романович жаловался на денежное довольствие, дескать, застряли телеги со златом где-то под Псковом. В этом тоже воровство и измена есть. Толкают обозные воеводы войско на разбой, а через то державу к позору на всю Европу.
Ангмарец тактично промолчал. Еще вчера он велел Шону наведаться в ближайший сдавшийся русским замок и реквизировать дюжину коней и еще всякую «мелочь».
— Раздай своим, — сказал Басманов, отстегивая с пояса кошель. — Только других воев не злите, деньгой не швыряйтесь направо-налево.
— Так, может, мы как все? — несмело спросил ангмарец, хотя глаза его вспыхнули.
— Вы — опричные люди, а не вотчинная рать, — отрезал князь и, подумав, добавил еще серебряное фигурное запястьице, цены немалой.
