Алиса Мэй подняла один револьвер, вытащила барабан, повернула его, убедилась, что он пуст, защелкнула его, взвела курок, поставила его на предохранитель и вложила револьвер обратно в кобуру. Она проделала все это так быстро и мастерски, что семья в растерянности даже глазом не успела моргнуть.
Алиса Мэй отстегнула кобуру и положила револьвер в сундук. Она даже не посмотрела на коробку с надписью ПАТРОНЫ и резко захлопнула крышку сундука. Замок снова защелкнулся, и Алиса Мэй быстро закрепила ремни. Затем обернулась к родным.
— Будет лучше, если мы не станем об этом болтать… — начала она. А потом заметила, как они смотрят на нее. В этом взгляде были и смущение, и благоговение, и страх.
— Эта звезда… — начал Джейк.
— Такая яркая, — продолжила Стелла.
— У тебя руки… дрожали, — заметила Джейн.
— Мне это не нужно! — взорвалась Алиса Мэй. — Это не… это не для меня! Я — Алиса Мэй Сьюзан ХОПКИНС!
Она оттолкнула Джейн и чуть не свалила приставную лестницу, когда неслась вниз. Остальные, не торопясь, последовали за ней. Алиса Мэй уже была в своей комнате, и все услышали ее всхлипывания.
Джейк вернулся к лимонам. Стелла — к своему шитью. Джейн подошла к двери Алисы Мэй, но в последнюю минуту передумала заходить и пошла писать письмо подруге о том, что в Динилбарге ничего, ничего, ничего не происходит.
Когда после бессонной ночи Алиса Мэй сошла к завтраку, все приветствовали ее радостными улыбками. А когда она на всякий случай попробовала заговорить о том, что произошло, то выяснилось, что у ее семейства то ли память отшибло, то ли они не желали об этом разговаривать.
Алиса Мэй ничего не забыла. В своих снах она видела сияющую звезду и часто просыпалась с таким чувством, будто приклад ружья прижимается к ее плечу, или ощущала тяжесть револьверов на своих бедрах.
Вместе со снами пришло глубокое чувство страха. Алиса Мэй понимала, что оружие и звезда принадлежат ей по праву рождения, но вслед за этим пришло и понимание того, что однажды она этими вещами воспользуется. Она с ужасом ждала, что этот день наступит, и не могла даже вообразить, в кого… или во что… она могла бы выстрелить. Представление о том, что она должна убить человека, казалось ей самым страшным. Но иногда ее приводила в ужас странная мысль, что она, в конечном счете, должна встретиться лицом к лицу с чем-то нечеловеческим.
Прошел год, и снова наступило лето, даже более жаркое и сухое, чем прошлое. На полях засохли весенние всходы, и вся маленькая надежда фермеров и горожан Динилбарга возлагалась только на новую рассаду.
В это же самое время разорились многие солидные банки. Это было полной неожиданностью, особенно потому, что в два предыдущих года банки раздувались, как пузыри. Банкротство банков сопровождалось неуверенностью в прочности валюты, государство вместо золотых и серебряных монет стало выпускать алюминиевые и медные, которые не имели никакой ценности.
Один из рухнувших банков был банк «Третье Национальное Доверие», в нем хранилось большинство сбережений жителей Динилбарга. Алиса Мэй узнала об этом, когда вернулась домой из школы и обнаружила в кухне всхлипывающую Стеллу. Джейк с белым лицом механически крошил тыкву.
В какой-то момент казалось, что они потеряют аптеку, но муж Дженис хранил очень много нелегальных наличных. Их продажа в «лицензионную коллекцию монет» принесла достаточно денег, чтобы покрыть долги Хопкинса и сохранить аптеку.
Однако Джейн оставила колледж. На ее обучении неблагоприятно сказалась инфляция, и Джейк со Стеллой больше не могли платить за учебу. Все ждали, что Джейн вернется домой, но она не вернулась. От нее пришло письмо, она писала, что нашла работу, хорошую работу с прекрасными перспективами.
Только спустя несколько месяцев выяснилось, что Джейн работает в политической организации «Слуги государства». Джейн прислала тонатип, где она была изображена в черной униформе с нашивками пожарника и с нарукавной повязкой. Джейк и Стелла почему-то не поставили тонатип на камин, где стояли тонатипы ее сестер.
Прибытие тонатипа Джейн совпало с тем временем, когда Алиса Мэй, как и все остальные, проводила много времени в размышлениях о «Слугах». Долгие годы казалось, что это вполне безобидная группировка. Просто еще одна правая, фанатичная, реакционная, псевдомилитаристская политическая организация с несколькими местами в Конгрессе и с парой очень незначительных консультантов при дворе.
Но к тому времени, когда Джейн присоединилась к этой партии, все переменилось. «Слуги» где-то нашли нового вождя. Этого человека называли Мастер. В газетах он выглядел достаточно ординарно — невысокий, со специфической бородкой, с длинной прядью волос на лбу и с вытаращенными глазами. Он был слегка похож на кинетокомика Харри Хоралонга, у которого была такая же выстриженная козлиная бородка, только Мастер не был таким забавным.
Мастер явно обладал харизмой, которую не мог уловить процесс тонатипирования или печать. Он постоянно ездил по стране и, где бы ни появлялся, всюду раскачивал местных политиков, важных деловых людей и большинство населения. Мэры оставляли свои партии и присоединялись к «Слугам». Нефтяные и танталовые бароны делали большие пожертвования партии. Профессора писали эссе, поддерживающие экономические теории Мастера. Толпы валили приветствовать нового лидера и едва ли не молились на него.
Везде, где росла популярность «Слуг», начинались убийства и поджоги. Противники «Слуг» погибали. Меньшинство подвергалось преследованиям, особенно «Первые люди» и последователи их ересей. Даже ортодоксальные храмы, чьи предсказатели не соглашались с судьбой, угодной «Слугам», сжигались дотла.
Ни оскорбления, ни побои, ни убийства, ни поджоги, ни изнасилования, совершенные во имя «Слуг», должным образом не расследовались. А если и расследовались, то дела никогда не доходили до суда или до императорского двора. Местная полиция предоставляла «Слугам» полную свободу вершить свои дела.
Император, теперь уже совсем старик, усевшийся на насесте во дворце в Вашингтоне, не делал ничего. Люди с тоской вспоминали о тех славных днях, когда он исполнял свои обязанности и охотился на медведей. Но это было очень давно, теперь он был слабоумным, а кронпринц почти всегда предавался лени и был дружелюбным шутом, который ни во что не вмешивался.
В Динилбарге Алиса Мэй была в значительной степени изолирована от всего, что происходило в стране. Но даже в этом маленьком, сонном городке она видела, как поднимаются «Слуги». Окна двух магазинов, которые принадлежали тем, кого «Слуги» называли «другие», а это были почти все, кто не был белым и регулярно не поклонялся «Слугам», были замазаны красной краской и потеряли большинство своих покупателей. В других городах владельцев магазинов избивали или мазали дегтем и обваливали в перьях, но в Динилбарге такого пока не случалось.
Люди, которых Алиса Мэй знала всю свою жизнь, говорили о международном заговоре «других» и о том, как это отражается на неудаче с банками, на неудаче с урожаем и на всех других бедствиях.
