Вот это поистине ужасное известие. Золотые Скорпионы! Так называл себя один широко известный — и в то же время абсолютно никому не известный — орден убийц. Скорпионы соперничали с койярами; их учение и боевые приемы имели много общего и в то же время расходились во многих пунктах; отсюда и соперничество, и взаимная ненависть. Те, кто нанимал Золотых Скорпионов, лишали себя права пользоваться услугами койяров, и наоборот.
Никто и никогда не видел Золотого Скорпиона, ни живого, ни мертвого. То есть, разумеется, члены тайного ордена жили среди людей и даже показывались на улицах городов как ни в чем не бывало, однако догадаться о том, кто они такие, простые смертные были не в состоянии. Тайна ордена очень хорошо охранялась и одновременно с тем способствовала его популярности. Доходило до того, что в некоторых местностях матери пугали Скорпионами непослушных детей, и те в ужасе затихали в своих кроватках, не смея пошевелиться, чтобы не пришел ужасный, невидимый, неуловимый, беспощадный Золотой Скорпион и не съел их вместе с потрохами и любимыми игрушками.
Однако с точки зрения сеггерианцев самым ужасным было то обстоятельство, что Скорпионы не веровали в Сеггера. У них имелись какие-то собственные представления о божествах, и этими представлениями Скорпионы, естественно, ни с кем не делились. Впрочем, их никто и не спрашивал. Ринан Сих, например, был только рад тому, что его мысли не засорены ложью Золотых Скорпионов. Довольно и другой лжи и иных богомерзких ересей, о которых инквизитор знает множество отвратительных подробностей.
И вот Акир Бен Тагар зашел в своем честолюбии так далеко, что согласился прибегнуть к услугам ордена вероотступников. Неслыханно! На пожертвования верующих, собранные в обителях, где обосновались еретики, наняты богопротивные убийцы… От имени святого храма они будут действовать по всему Туллену. Такого позора святая инквизиция еще никогда не переживала. Синод уже, разумеется, оповещен, но это не многое меняет. Подобно насекомым, чье имя они избрали для себя, Скорпионы уже расползлись, и скоро в сознании людей они будут прочно связаны с именем Серого ордена.
Да, для того, чтобы утвердиться, Акир Бен Тагар действительно готов на все.
Глава восьмая
Император Орвас, занятый подготовкой к величайшей битве в истории Лаара, прервал на время свои приготовления, чтобы лично удостовериться в некоем чуде, весть о котором принесли ему во дворец.
Ему пришлось проехать далеко в степи, чтобы увидеть то, о чем говорили его осведомители.
Император был настоящий аккениец, высокий, стройный, широкоплечий, с широко расставленными серыми глазами и длинными светлыми волосами. При взгляде на него хотелось воскликнуть: «Вот воин!» Весь его облик дышал спокойствием силы. С таким командиром хотелось идти на край света — хоть против самого жуткого и кажущегося непобедимым врага.
Это был истинный сын своего отца… до того, как Адрелиана постигли столь печально известные перемены. До похищения его силами Тьмы, которые сумели извратить сущность великого человека и полководца, уничтожить одного из тех, кто мог бы спасти Лаар от полной гибели. Орвас имел достаточно ясные представления о том, какие могучие силы собирает Тьма в Урангрунде, готовясь выступить против Тугарда. Ему доносили о тысячах солдат самого жуткого обличья и самых невероятных способностей. О призраках и личах, о скелетах-магах, о зомби и вампирах, о насекомоподобных тварях, о метаморфах и инкубах, мертвяках, немых гуллях, вампирах… даже об оживших артефактах! Вся эта жуть скапливалась в горах на Темной стороне Лаара, готовясь излиться потоками нечистот на степи.
Благополучного исхода быть уже не могло, и Орвас отдавал себе в этом полный отчет. Он и его Империя оказались стиснуты двумя непобедимыми противоборствующими силами: с одной стороны — болотная чума, наползающая из Ракштольна, Кара богов, против которой нет ни лекарств, ни способов борьбы; с другой — армии Тьмы, готовые выступить в свой последний поход на Тугард в любой момент.
Орвасу не победить ни тех ни других. Он обречен с самого начала.
И все же император не сдавался. Он принял единственное возможное в его положении решение: погибнуть с честью. Если ничего другого не остается, выход может быть только один. Как гласит воинский кодекс, «не можешь спасти жизнь — спасай честь».
Только сейчас Орвас применил это правило не к себе одному, а к целому народу. Но в конце концов, разве император не есть своего рода воплощение своего народа? Если император трус и подлец, то и народ не лучше, а если император — отважный воин, человек чести, то и народ его, быть может, падет, но падет со славой.
Так было, и так будет…
Проблеск надежды… Орвас не мог пренебрегать даже малейшим лучиком, даже искоркой, даже намеком на то, что люди называли надеждой на спасение. Он поверил в чудо сразу и без оглядки.
Поверил гонцу, который явился к нему с известием о том, что в степях появилось нечто доселе небывалое. Нечто… светлое!
— На что это похоже? — допытывался император. Он выскочил к вновь прибывшему прямо из-за пиршественного стола, где вкушал трапезу со своими командирами и высшими придворными.
Но гонец, уставший, в забрызганной грязью, запыленной одежде, только качал головой. Его глаза сияли, как у безумца, как у человека, который видел чудо.
— Это ни на что не похоже, повелитель, — ответил гонец. — Такого не было еще в степях! Но это чудо… Это — Свет!
Роскошные залы дворца, отделенные друг от друга занавесами, наполнились суетой. Сразу стало известно, что император готовится выступить в поход немедленно. О традиционной совместной трапезе с императором позабыли, и только самые невозмутимые из обедающих продолжали кушать как ни в чем не бывало. Скоро последняя битва, смертоносная битва, так неужели лишать себя тех немногих удовольствий, которые еще остались в жизни?
А во дворце поднялась настоящая паника. Забегали конюхи, слуги, камердинеры. Государь намерен выйти в поход! Сейчас же! Сию минуту! Немедленно! Где его любимый конь, где его любимый меч, где его любимые соратники? Готовили оружие, конскую упряжь, прикидывали, какие припасы лучше дать его величеству в дорогу.
Но Орвас пресек все эти заботы на корню.
— Я еду один, — объявил он, к разочарованию преданных товарищей. — В обычной одежде, с обычным оружием. И ради пресветлого Сеггера, прекратите причитать! Будет лучше, если я отправлюсь в путь прямо сейчас, без промедления, — и как частное лицо. Не нужно разводить шумихи. Успокойтесь все, иначе я буду в гневе.
Орвас покинул дворец ровно через час после появления гонца, препорученного заботам дворцовых слуг. Остаток дня и всю ночь император Тугарда гнал коня, уходя все дальше в степь, пока наконец не очутился там, где не было никаких поселений и где не паслись стада… Никого. Только трава, клонящаяся под ветром, серая в предрассветной дымке.
Орвас остановил коня, спешился. Он стоял посреди своей Империи, как бы попирая ее мягкими сапогами всадника, сапогами, не предназначенными для долгой ходьбы, но чрезвычайно удобными для езды верхом. Весь мир, казалось, затих в ожидании рассвета.
