– Здесь! – велел высокий, бесцеремонно сбрасывая тело на землю.
И в этот момент труп ойкнул. Стражи раскрыли рты, и это было последнее, что они успели сделать. Вскочив на ноги, Модэ стремительно, словно кошка, выхватил нож из-за пояса длинного. Короткий удар, и нож вошел в живот. Другой страж отшатнулся, рванув меч, но принц опередил и его. Нож скользким движением рассек юэчжу горло. Брызнула фонтанчиком, окрасив воздух и алой изморосью окропив траву. Сняв с пояса агонизирующего стражника меч, Модэ вскочил на коня. Теперь следовало спешить, ибо скоро юэчжи обнаружат исчезновение соплеменников. Определив положение сторон света, принц погнал резвого скакуна туда, где, по его мнению, располагались становища хунну.
Ему повезло. Юэчжи не сразу проведали о случившемся. Лишь к вечеру они вышли на охоту за беглецом, но тот проскользнул сквозь тенета облав и на исходе третьего дня достиг родных кочевий. Голодный, едва стоящий на ногах, принц был доставлен к отцу, Величайшему Туманю. Тот внимательно оглядел сына и хмыкнул.
– Ты и впрямь такой смелый или тебе попросту повезло?
– Повезло, – пробормотал непослушными губами принц.
Тумань пожевал губами, жирное лицо его изобразило задумчивость.
– Я так и думал. Так уж случилось, что мне пришлось напасть на этих юэчжи. Но я не желал тебе зла. Жизнь…
– Я понимаю, – ответил Модэ, тщательно тая во взоре ненависть.
– Вот и хорошо. Тогда ты вновь мой наследник. И еще я даю тебе под начало воинов. Принц должен рассчитывать на свой лук, а не на удачу. Быть может, настанет день, и ты заменишь меня.
– Быть может, – согласился Модэ, и двусмысленность была в этих словах. Двусмысленность, не ускользнувшая от шаньюя. Тот нахмурил брови.
– Ступай. Когда понадобишься, я призову тебя!
Модэ ушел. Он получил под начало десять тысяч воинов. Собрав их, он дал каждому по стреле, издававшей при полете зловещий свист. Такие стрелы он видел у юэчжей. Модэ приказал воинам стрелять в то, во что пустит стрелу он.
– Кто не исполнит приказа, лишится головы! – предупредил принц.
Затем он выстрелил в любимого коня, и не все последовали его примеру. И этим не всем отрубили головы. Затем он выстрелил в свою жену, и вновь не все последовали его примеру. И они – эти не все – тоже лишились голов. А прочие, устрашенные участью нерешительных, отныне готовы были пустить стрелу в любого, в кого прикажет их господин. В любого…
Оставалось лишь дождаться охоты, когда отец, Величайший Тумань призовет к себе нелюбого сына…
«Отец Ганнибала»Жизнь и смерть Гамилькара Барки, мечтавшего о погибели Рима[33](Восток)
«…величайшим вождем того времени по уму и отваге должен быть признан Гамилькар, по прозванию Барка…».
Полибий «Всеобщая история»
На стол ставилось лучшее вино, и Гамилькар угощал сердечного друга.
– Пей, друг!
– Твое здоровье, друг!
И друзья опрокидывали массивные кубки. Потом царек жадно пожирал жирное перченое мясо, и в густой нечесаной бороде его застревали кусочки пищи. Был он дик и неотесан, но предан дружбе, и потому Гамилькар привечал его, оказывая достойный прием.
Царек громко благодарил за почести, каких не удостаивался ни один из иберских вождей.
– Скажи только слово, и все мое племя станет под знамена великого Гамилькара! – кричал он. – Только скажи!
– Все – не надо, – подумав, отвечал Гамилькар. – Мне нужны лишь несколько сот крепких воинов, какие обеспечили б доставку провианта. Я собираюсь в поход.
– Против кого? – спросил царек и прибавил, хитро подмигнув:
– Если не секрет?!
– Для тебя – нет, – ответил Гамилькар, демонстрируя полное доверие к гостю. – Меня занимает Гелика, город, отказывающий в повиновении. Я не испытываю ненависти к этим людям. Они просто мешают мне исполнить мечту. Мешают собрать все силы и обрушиться на Рим!
– О, эта Гелика покорится, как только услышит грозную поступь твоих воинов!
– Возможно, – не стал спорить пун, не желая выражать сомненье.
– Я дам тебе все, что хочешь – воинов, быков, жену! Хочешь мою жену?
– Нет, спасибо, друг. У меня есть и жена, и дети.
– Я знаю. Три отважных львенка. Ты готовишь их к войне с Римом!
– Может быть, – не стал спорить Гамилькар. Все его три сына, поклявшиеся в ненависти к Риму, были при войске, закаливая характер и тело. – Может быть…
Царек восхищенно округлил глаза и влил в глотку очередной кубок…
История не сохранила точной даты рождения Гамилькара, как и достоверных свидетельств о первой, большей части его жизни. Известно лишь, что происходил Гамилькар из знатного рода, одного из лучших родов Карфагена.
В те времена Карфаген был первым по славе и богатству городом мира. Предприимчивость и удачливость пунов вызывали зависть и опасения соседей, не столь удачливых и предприимчивых, прежде всего Рима, который, подчинив своей власти Италию, зарился теперь и на земли вблизи Апеннин – на Сицилию.
Этот остров боги создали словно специально для раздоров меж теми, кто претендовал владеть западной частью Великого моря. Для обитателей Италии он был ключом к Африке, дли жителей североафриканского побережья – воротами на Апеннины. Если прибавить к тому необычайное плодородие сикелийских равнин, нетрудно понять, что владеть благословенным куском суши желали очень многие. Сицилия издавна была ареной борьбы между племенами и народами, стремившимися владеть ею. Сначала это были дикие местные племена и пришедшие с востока греки, покорившие большую часть острова и основавшие здесь цветущие города Сиракузы, Акрагант, Гимеру. Затем появились пуны, сыны вознесшегося над Африкой Карфагена. Сицилия являлась идеальным плацдармом для прыжка в Европу, и пуны решили обустроиться здесь. Греки же не хотели видеть на этой земле смуглокожих семитов, и между двумя столь схожими в энергичной натуре своей народами разразилась вражда. В тот памятный год, когда материковые эллины сражались с персами при Фермопилах и Саламине, их сицилийские собратья дали грандиозную битву карфагенскому войску, в какой карфагеняне претерпели разгром.
Но пуны не ушли с острова, а возвращались сюда вновь и вновь, возводя укрепленные города, становившиеся опорными пунктами карфагенской экспансии. Грекам, как они не старались, так и не удалось полностью очистить Сицилию от пучеглазых преемников финикиян. Не удалось это ни Гелону. ни Дионисию, ни Тимолеонту, ни Пирру, ни Гиерону. Сокрушаемые натиском тяжело ступающих по благодатной земле гоплитов, карфагеняне откатывались к северо-западу, но затем вновь и вновь подступали к стенам греческих городов, разрушая их стены и выжигая окрестные нивы. Грекам так и не удалось вытеснить карфагенян с Сицилии, и с уходом Пирра, прельстившегося лаврами новых побед, пуны были сильны, как никогда.
