Каспер не мог не заметить, что зад у Ли белый, тогда как все остальное тело такое же темное, как и у любого индийца. Дочери мистера Банерджи лепили своими изящными руками круги козьего сыра точно такого же белого цвета. В этом было нечто загадочное и немного неприличное.
Мистер Банерджи побывал во внешнем мире. Дважды в своей жизни он совершил путешествия, добираясь даже до самого Дели. Он был единственным человеком в Камереди, помимо Каспера и Ли, который немного говорил по-английски. Каспер знал несколько слов на урду, относящихся к еде и питью. От мистера Банерджи он узнал, что Ли Тирено прожил в деревне три года. По словам мистера Банерджи, Ли прибыл откуда-то из Европы, однако ни к какой нации не принадлежал. Он магическая личность, и к нему нельзя прикасаться.
— Вы не должны прикасаться, — повторил мистер Банерджи, пристально глядя на Каспера своими близорукими глазами. — Нигде.
Юные дочери мистера Банерджи захихикали и принялись отдирать кожицу с листьев подорожника, прежде чем засунуть их кончики в свои красные рты.
Магическая личность. Каким же образом Ли мог быть волшебной личностью? Каспер спросил об этом. Мистер Банерджи, как истинный мудрец, покачал головой, но объяснять ничего не стал, да и наверняка не смог бы объяснить.
Те, кто толпами устремлялся в Монюмент-Вэлли, люди, которые заказывали места на вершине плоской столовой горы или стояли, держа в руках видеокамеру, на крышах автобусов, испытывали кое-какие сомнения относительно магических способностей Ли Тирено. Их привлекала в первую очередь публичность. Они были заражены вирусом очковтирательства, происходящим из Нью-Йорка или Калифорнии. Они верили в то, что Ли был мессией.
Иначе с какой стати им реагировать на него?
Они собрались в Монюмент-Вэлли, потому что всех сильно задело известие о предстоящей перемене пола.
Или потому, что туда собрались их соседи, и они последовали их примеру.
— Ну и адское местечко, — говорили они.
* * *
Когда солнце начало клониться к закату, темнота обняла Камереди нежными объятиями старого друга — особая, присущая горам темнота, которая является редкой разновидностью света. Ожили крупные ящерицы, повылезали из своих потайных мест юркие гекконы. Тьму огласили трели козодоя, неизменный атрибут старинной романтики. Из домов потянуло запахом зажженных керосиновых ламп. В воздухе заструились ароматы вареного риса и жареной козлятины с карри. Ночные запахи поочередно отличаются то теплом, то холодом, они в чем-то похожи на прикосновение мокрых рук к коже. Крошечный мирок Камереди становится на какой-нибудь час чувственным местом, тайной солнца. Но вскоре все засыпает, чтобы просуществовать в другом мире до того мгновения, как тишину нарушит петушиный крик.
В этот потаенный час Ли пришел к Касперу Трестлю.
Каспер почти лишился дара речи. Он полусидел, полулежал на чарпое, подперев рукой голову. Ли стоял рядом и смотрел на него, его улыбка была такой же загадочной, как и улыбка Будды.
— Привет! — произнес Каспер.
— Также и тебе, — отозвался Ли.
Каспер попытался принять сидячее положение. Он смотрел на своего гостя, не в силах произнести хотя бы еще одно слово.
Ли, не тратя времени на вступление, сказал:
— Ты пробыл во вселенной достаточно долго, чтобы понять малую часть его деяний.
Каспер утвердительно кивнул.
— Ты пробыл в деревне достаточно долго, чтобы понять малую часть его деяний. — Пауза. — Поэтому я тебе кое-что расскажу.
Слова Ли показались Касперу весьма странными, несмотря на то что большую часть жизни его окружали странные люди.
— К тебе нельзя прикасаться. Почему?
Губы Ли задвигались, и с них слетела особая, им одним присущая музыка, отдельная от произносимых им звуков.
— Потому что я — сон. Я могу быть твоим сном. Если ты прикоснешься ко мне, то сразу же проснешься. Тогда… где тогда ты окажешься? — Он издал еле различимый холодный звук, почти похожий на человеческий смех.
— М-м-м… — промямлил Каспер. — Наверное, в Нью-Джерси…
После чего Ли продолжил рассказ о том, о чем хотел сообщить. Он рассказал, что жители Камереди и нескольких других соседних деревень — это отдельная разновидность раджпутов. В их среде бытовала одна легенда. Их отделили от остального своего народа неким особым сном. Сон этот приснился четыре столетия назад. Его до сих пор трепетно почитают, и он носит название Сон Великого Закона.
— Подобно тому, как житель Камереди почитает своего отца, — сказал Ли, — он еще в большей степени почитает Сон Великого Закона.
Четыре столетия назад здесь, в Камереди, умирал некий святой человек, садху. За несколько часов до кончины он увидел во сне несколько законов. Садху был занят тем, что пересказывал их своей дочери, когда к нему пришла смерть, наряженная в глубокую тень, чтобы отнести его в царство Вишну. Благодаря своему благочестию дочь святого старца обрела особую волшебную силу и сумела договориться со смертью.
Дух старца покинул его бренное тело. Смерть стояла над ним и его дочерью, когда та уговорила мертвого отца до конца досказать ей законы, привидевшиеся ему во сне. И лишь тогда изо рта покойного вырвалась струйка легкого пара. Он вскрикнул. Уста его запечатались бледной печатью смерти. В следующий час старец был похоронен. Но прежде чем прозвучали заупокойные молитвы, а тело было предано земле, оно мгновенно начало разлагаться. Так люди узнали, что в их среде произошло чудо.
Однако дочь продолжала повторять законы, услышанные от отца.
Ее голова превратилась в голову слона. В обличье мудрого животного она собрала перед собой всех жителей деревни. Все они занимались самобичеванием и семь дней держали пост, пока она пересказывала им заповеди Великого Сна.
С тех пор эти люди следуют законам Великого Сна.
Законы определяют их жизнь и поступки. Законы имели отношение к мирским делам, а не духовным, потому что если правильно соблюдаются мирские дела, то столь же неукоснительно соблюдаются и духовные.
Эти законы учили людей жить в гармонии и согласии с членами своих семей и с остальными окружающими их людьми. Законы учили их проявлять доброту к чужестранцам. Законы учили их презирать мирские вещи, в которых они не испытывали необходимости. Законы учили их выживать.
Этим законам прежде всех прочих законов они строже всего следовали в течение четырех веков, последовавших за смертью садху. В законах, например, говорилось о дыхании и о воде. Дыхание является духом человеческой жизни, вода — духом всей жизни. Они учили тому, как нужно хранить воду, и тому, какое малое ее количество требуется человеку для повседневных нужд, и сколько ее нужно тратить на животных и растений. Законы учили, как готовить пищу, используя минимальное количество риса и топлива, и как следует питаться, чтобы не вредить здоровью, и как пить, чтобы потреблять умеренное количество воды и получать при этом удовольствие.
