Элизабет прислонила опустевшую коробку к стенке конюшни и прошла вперед, к стойлу Весперс. Она погладила бархатистую морду лошади, Весперс в ответ тихонько заржала. Подошел сюда и мистер Лефрой.
В груди Элизабет отчаянно застучало сердце.
— Где он? — Не было необходимости называть его имя.
Оба знали, о ком речь.
— Снова отправился встретиться с кем-то из штаба.
— С кем?
— С каким-то безмозглым лейтенантом или с кем-то поважнее, если я правильно понял. — Он помолчал. — Это последний шанс, голубушка, — сказал он, понизив голос.
Элизабет постаралась, чтобы ее голос не дрогнул, и, не спуская глаз с Весперс, переспросила:
— Последний шанс?
Когда ответа не последовало, она заставила себя взглянуть ему в глаза.
Он покачал головой.
— Нет причин скрывать это от вас. Он больше не сможет хранить это в тайне.
— Я никому не скажу.
Он посмотрел на нее оценивающим взглядом.
— Деньги кончились. Кредиторы не дают прохода, а генерал не намерен забирать кавалерийских лошадей, которых хозяина просили поставить. А для лордов и леди эти создания недостаточно красивы.
Весперс потянулась мордой к плечу Элизабет, явно ожидая угощения.
— Сколько?
— Восемьсот двадцать. Это семьдесят тысяч, фунтов стерлингов.
Она едва не подпрыгнула.
— Так много!
— Они паслись на пастбище в деревне.
Ей показалось, что сердце ушло в пятки.
— Я не говорил вам ничего, голубушка, — пробормотал мистер Лефрой.
— Нет, не говорили. Я ведь обещала, что не обману вашего доверия. — Она взглянула на обветренное лицо человека, у которого в мизинце было больше чести и мужества, чем во всем теле Леланда Пимма. — Я должна вернуться в Хелстон-Хаус. Скажите мистеру Мэннингу, что я заезжала. Я хотела извиниться за… в общем, за многое.
Когда карета доехала до Портман-сквер, Элизабет глубоко осознала, что все правила и вся игра в целом полностью изменились. Сейчас имело значение лишь то, сколько оставалось времени и сколько она сможет урвать в этой игре.
Тема погоды, обсуждение праздника в Виндзоре и, наконец, самый любимый предмет — предстоящее присвоение герцогского титула — были исчерпаны еще по пути к зеленеющему центру Лондона. Интуиция подсказала Элизе, что настало время разыграть свою карту.
— Моя дорогая Элизабет, — пробормотал Пимм, останавливая пару тщательно подобранных по окрасу, серых в яблоках, лошадей в тени входа в Гайд-парк. — Вы оказались самой, что ни на есть дерзкой девчонкой. Не могу сказать, что я удивлен. — Он отослал своего грума, и мальчишка отъехал прочь.
Элизабет посмотрела на снопы света, пробивающиеся сквозь ветви старых деревьев. Неподалеку по традиции рисовались друг перед другом тщательно причесанные и элегантно разодетые пэры Англии. Верхом на лошадях, в каретах различных конструкций и цветов или же пешком под зонтиками они циркулировали по аллеям парка.
И конечно же, каждый из них не преминул повернуть голову в их сторону, чтобы бросить взгляд на генерала Пимма и на Элизу.
— А сейчас, — сказал он, — нам остается обсудить последние детали, до того как…
— Прошу прощения, но я должна сообщить нечто важное, — поспешила негромко сказать она.
Леланд Пимм свел брови, его раздражение было совершенно очевидным.
— Я не намерен больше откладывать, Элизабет. Проследите, чтобы все ваши вещи были упакованы и перенесены в мои апартаменты в отель «Палтни» в субботу. Мы будем жить там, пока не отбудем в Вену. Вы полюбите этот город. Развлечений там очень много, и они поражают. А когда мы вернемся, главная часть нашей резиденции будет готова для жилья.
Она разглядывала маленького черного муравья, который передвигался по краю кареты.
— И вот еще что. В Хелстон-Хаусе вас ожидают несколько портних. Они срочно сошьют приданое, которое приличествует леди вашего нового положения. Я надеюсь, что вы оцените то, что я сделал.
— Спасибо, — пробормотала Элизабет, изображая благодарность, которой вовсе не испытывала. Подняв взор, она увидела на его лице кошмарно самодовольное выражение. — Но все же мне нужно кое-что сказать.
— Остается надеяться, что это оправдает ваше странное поведение в Виндзоре, — сказал он. — Мне не по душе ваше исчезновение, и в будущем Я не потерплю подобного неповиновения. Вы должны продемонстрировать побольше прежнего шарма и блеска по отношению к Принни…
— Пожалуйста, Леланд. — Она впервые позволила себе назвать его по имени, ощутив при этом горький привкус на губах.
На его лице отразилось счастье, самым комичным образом смешанное с раздражением.
— Ну что там?
Она вознесла молитву, чтобы суметь сказать все, ничего не упустив и не потеряв то, что надеялась получить.
— Я прошу выслушать меня, — тихо сказала Элиза.
Он откинул назад голову и засмеялся.
— Чего же вы хотите? Должно быть, чего-то весьма экстравагантного, если изображаете из себя такую смиренную, покорную девочку.
— Леланд… — О Господи, она рисковала всем. Рисковала жизнью, если предположить, что страсть Пимма граничила с безумием и он готов на все, чтобы овладеть ею.
— Да? — снисходительно произнес он.
Она закрыла глаза и быстро заговорила:
— Прежде чем я выйду за вас замуж, вы должны обеспечить оплату всех лошадей, которых заказывали у Мэннинга.
Он посмотрел на нее так, словно она говорила на каком-то иностранном языке. Наконец до него дошел луч понимания, и он захохотал, громко и откровенно.
— Господи Боже мой, да вы бесстрашны. Как будто я выполняю исходящие от кого-нибудь приказы! Да я держу ответ только перед принцем-регентом! — Он покачал головой.
— Мне кажется, вы не поняли, — сказала Элизабет. — Видите ли, я не выйду за вас замуж, пока вы этого не сделаете.
В его взгляде и позе отразилась ярость.
— Вы просите меня поверить в то, что рискуете оказаться в Ньюгейтской тюрьме из-за этого бастарда, торгующего лошадьми?
— Это решать вам, — со сдержанной убежденностью сказала Элиза.
Выражение его лица стало жестким. Она смотрела на него в упор и не сомневалась, что Пимм поймет.
— Леланд, мой отец погиб из-за вас.
Это всегда было той маленькой деталью, которая обнажает истину. В тот момент, когда прозвучали ее слова, глаза Леланда Пимма дрогнули под ее взглядом. Ей понадобилась вся воля, чтобы не показать свое отвращение к нему.
— Я полагал, что вы хорошо осведомлены о законах войны, Элизабет. Хорошие люди гибнут каждый день. Для достижения победы требуются жертвы.
