— Но Господь не говорил также: «Будете зачинать подобно кобелю и суке», и я не вижу причин, по которым изучение искусства любви должно считаться дьявольским.
— Ваше колдовство, вот что исходит от дьявола!
— Будь я так искусен в колдовстве, как вы утверждаете, я бы здесь сейчас не стоял.
Судья Бурье вскочил и гневно воскликнул:
— Вы на своих Судах любви проповедовали неуважение к церковным законам; вы утверждали, что институт брака убивает истинную любовь и что набожность нельзя считать достоинством человека.
— Я действительно мог сказать, что достоинство состоит отнюдь не в том, чтобы казаться набожным, но при этом быть скупым и бессердечным, ведь истинное достоинство, которое женщины ценят в мужчинах, заключается в том, чтобы иметь веселый нрав, сочинять стихи, быть щедрым и искусным любовником. И, если мне и довелось сказать, что брак вредит любви, то я имел в виду не сам институт брака, благословенный Господом, но то, во что в наше время люди его превратили: это настоящее торжище, где родители постыдным образом торгуются из-за земель и приданого и заставляют молодых людей связывать свою жизнь друг с другом, иногда при помощи насилия или угроз, и даже если они друг друга ни разу до свадьбы не видели. Вот что разрушает священные узы брака, ибо супруги, связанные подобными цепями, не могут иначе освободиться от них, кроме как предаваясь греху.
— И у вас еще хватает наглости читать нам проповедь! — возразил сбитый с толку Дельма.
— Увы! Мы, гасконцы, все немного задиры и спорщики, — признал граф. — Именно нрав южанина толкнул меня на борьбу против глупости нашего века. В этом отношении я напоминаю знаменитого идальго Дон Кихота Ламанчского, который боролся с ветряными мельницами, и сильно подозреваю, что выгляжу так же глупо, как и он.
Прошел еще час, а судьи все продолжали задавать обвиняемому разнообразные нелепые вопросы: каким образом он создавал «колдовские» цветы, от которых жертва впадала в состояние экстаза; каков состав возбуждающих средств, которые он изготавливал для посетителей Судов любви, чтобы тех охватывало «безумие похоти»; наконец, со сколькими женщинами одновременно он мог заниматься любовью.
Граф де Пейрак отвечал на эти досужие вымыслы то с пренебрежением, то с иронической улыбкой.
Анжелике показалось, что, когда он сказал, что никогда не занимался любовью более чем с одной женщиной одновременно, ему никто не поверил.
Бурье, которого судьи оставили вести этот щекотливый допрос в одиночку, спросил, ухмыляясь:
— Ваши возможности как любовника столь широко известны, что нас не удивило бы, если бы мы узнали о вашем пристрастии к разнообразным постыдным развлечениям.
— Будь ваш опыт так же велик, как мои способности любовника, — ответил граф, язвительно улыбаясь, — вам было бы известно, что поиск подобного разнообразия свидетельствует скорее о физическом бессилии, ищущем возбуждения в извращенных удовольствиях. Что до меня, то я уверяю вас, господа, для удовлетворения всех моих желаний мне хватает встречи с одной-единственной женщиной в ночной тишине. Хочу также добавить, — произнес он более серьезным тоном, — что ни один сплетник в Тулузе и в Лангедоке не посмеет сказать, будто с тех пор, как я женат, у меня была хоть одна любовница.
— Действительно, расследование подтверждает и эту деталь, — согласился судья Дельма.
— О! Впрямь незначительную деталь! — рассмеялся Жоффрей.
Судьи от смущения заерзали на своих стульях. Массно сделал Бурье знак перейти к следующему вопросу, но тот не мог смириться с тем, чтобы документы, которые он так тщательно подделывал, не рассматривались на процессе, и упорно отказывался признать поражение.
— Вы так и не ответили на обвинение в том, что вы тайно подливали в напитки ваших гостей возбуждающие вещества, толкающие приглашенных на страшный грех против седьмой заповеди.
— Мне известно, что действительно существуют вещества, предназначенные для этой цели, к примеру шпанская мушка[49]. Но я всегда был против того, чтобы искусственно вызывать возбуждение, которое должно возникать из биения крови в жилах и естественных приливов желания.
— Но, тем не менее, нам сообщили, что вы тщательно подбирали угощение и вино для своих гостей.
— Что же в этом странного? Разве всякий, кто хочет понравиться приглашенным, не вел бы себя точно так же?
— Вы говорили, будто имеет большое значение, что люди едят и пьют, когда намереваются кого-либо соблазнить. Вы учили искусству обольщения!
— Ни в коем случае. Я учу тому, что следует наслаждаться теми дарами, которые нам предоставлены на этой земле, но, как и во всех других делах, для достижения поставленных целей необходимо знать правила, помогающие их достичь.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее, о каких-либо аспектах вашего учения.
Жоффрей посмотрел на зал, и Анжелика увидела, как на его лице вспыхнула улыбка.
— Я вижу, подобные вопросы волнуют вас, господа судьи, не меньше, чем подростков. Что судья, что студент, каждый мечтает завоевать сердце возлюбленной, не так ли? Увы, господа, я боюсь сильно вас разочаровать. Я не в большей мере владею волшебной формулой любви, чем формулой изготовления золота. То, чему я учу, основано на человеческой мудрости. Господин председатель, вспомните времена, когда вы юным клерком вступили в стены Дворца правосудия. Не находили ли вы тогда естественным изучать все то, что помогло бы вам однажды занять ту должность, которую вы ныне исполняете? И вы сочли бы безумием подняться на кафедру и взять слово, не подготовив перед этим тщательнейшим образом свою судебную речь. Вы долгие годы боролись с трудностями, ожидавшими вас на этом пути. Почему бы не относиться к любви столь же серьезно? Невежество — вот что вредит, нет, вот что губит все. В моем учении нет ничего мистического. Но раз уж господин Бурье требует от меня конкретных советов, я бы порекомендовал ему, к примеру, когда он будет возвращаться домой в добром расположении духа и с намерением приласкать жену, не останавливаться в трактирах и не тянуть кружку за кружкой светлого пива. Иначе, когда спустя некоторое время он окажется с женой в постели, его может так разморить, что на следующий день разочарованная супруга поддастся искушению ответить на взгляд любезного мушкетера…
В зале послышался смех, а молодежь зааплодировала.
— Конечно, я признаю, — продолжал звучный голос Жоффрея, — что нахожусь сейчас в слишком печальном положении, чтобы рассуждать на подобные темы. Но, поскольку я обязан отвечать на вопрос обвинения, то я завершу изложение своего учения следующим положением: при служении Венере не найти лучшего возбуждающего средства, чем красивая девица, чье крепкое тело не позволит вам пренебречь плотской любовью.
