Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
– Ну ладно, намек понял: я тебе не нужен. Не так я туп, как тебе кажется, просто я хотел, чтобы ты сама во всем убедилась.
Эти фразы – как и слова той женщины в машине: «Здорово сказано, выше его, выше!» – звучали будто лозунги с транспаранта.
Они проехали еще полмили между длинными рядами людей, близких к голодной смерти, и любопытной толпой, заполнявшей тротуары по другую сторону набережной.
– Что с тобой происходит? – спросила Морин. – Ну что? – Казалось, она тоже пытается говорить штампами, которые потом можно будет написать на транспарантах или стеклах машин. – Это тебя только сейчас осенило или как? Ежегодно мрут как мухи миллионы людей. И не первый год уже. Миллионы детей из-за недоедания вырастают уродами, умственно неполноценными. Это общеизвестно. Так почему же ты только сейчас спохватился и приволок нас сюда? Нельзя включить телевизор, чтобы тебе не показали нечто подобное в том или другом месте нашего шарика. Проблема перенаселения решается просто: людям не мешают умирать… Да хрен с ним со всем, что толку молоть языком, – закончила она, злясь на себя за то, что не может найти менее избитых и напыщенных слов.
– Но ведь это же здесь, у нас, – сказал Филип. – Здесь, на нашей родной земле. А не за тридевять земель. Плевать я хотел на других. Но мне далеко не безразлично, что происходит в моей стране. В Англии.
– Тьфу ты! – И Морин отвернулась от Филипа и от бесконечной ленты демонстрантов; взгляд ее уткнулся в зевак, тогда она отвернулась и от них и уставилась в одну точку. Ехали долго, пробираясь среди медленно ползущих машин, битком набитых любопытными.
Полицейские машины стояли по нескольку штук в ряд на ключевых позициях. Но до поры до времени блюстители порядка не выходили из машин. Они тоже были зрителями – вместе с теми, что пока еще работали или не зависели от работы, ибо располагали средствами. Или владели драгоценностями, картинами, землями.
НАМ НЕ НУЖНЫ ПОДАЧКИ – НАМ НУЖНА РАБОТА. ДАЙТЕ НАМ РАБОТУ. МЫ ТРЕБУЕМ СПРАВЕДЛИВОСТИ, РАБОТЫ И ХЛЕБА.
Из толпы демонстрантов выступил человек с изможденным лицом и обратился с речью к зевакам на другой стороне набережной:
– Пока мы подыхаем с голоду тихо, в своих четырех стенах, это никого не волнует. Вы ничего не имеете против! А теперь мы вышли со своим несчастьем на улицу и не сойдем с места ни на шаг.
Тут двое полицейских выскочили из автомобиля, лихо хлопнув дверцами. Они приблизились к оратору и, укоризненно качая головой, стали грозить ему пальцем, словно нянька озорному нашкодившему мальчишке: очевидно, речи не были предусмотрены и расценивались как нарушение порядка.
Однако оратор вскарабкался на плечи двух своих друзей, а те держали его за ноги – несведущим людям могло даже показаться, что это акробатическая пирамида. Он выкрикнул:
– Вы нас больше не запрячете. Будем голодать в открытую, ни от кого не таясь. Помрем, если придется. Для этого мы пришли сюда. Умирать так умирать, но чтоб вы это видели.
Полицейские в нерешительности поглядывали на оратора, не зная, что делать. Их симпатии были на стороне демонстрантов: всем своим видом, улыбками, сочувствующими взглядами они давали это понять.
Подъехал телевизионный фургон. Из него выскочили люди с телекамерами и, лавируя между машинами, стали перебегать улицу. Шли съемки для вечернего выпуска теленовостей.
– Но им, конечно, не позволят остаться здесь? – спросила Морин. Она была в ярости, точно сама, своими руками хотела разогнать демонстрантов или заставить полицию это сделать. Лицо ее покрылось красными пятнами, стало злым; она плакала, и слезы катились по ее опухшим щекам.
Филип был доволен, что она плачет. А она, понимая это, старалась взять себя в руки. Но чем сильнее она боролась со своими чувствами – а судя по внешним проявлениям, это была самая настоящая ярость, – тем больше они захлестывали ее. Филип, видимо, вполне всем этим насытился; он свернул с набережной и повел машину к дому.
Морин, отвернувшись от него, смотрела в окно, за которым уже не видно было голодающих демонстрантов. Филип улыбался. Он, наверное, понимал, что показывает себя не с лучшей стороны, но ничего не мог с собой поделать: каждый раз, когда он взглядывал на Морин, на лице его появлялась победная улыбка.
– Ну, хорошо, – промолвила наконец Кейт. – А теперь расскажите нам, как же вы все-таки собираетесь бороться с этим злом.
– Не говорите глупостей, Кейт: вы же видите, он сам не имеет ни малейшего представления – во всяком случае, не больше, чем мы с вами.
– В первую очередь мы возьмемся за Англию.
– Кишка тонка.
До него дошел оскорбительный смысл этих слов, и, срываясь на визг, он парировал:
– Вот увидишь, мы знаем, что нужно делать.
– Не морочь голову. Чушь несешь, просто уши вянут. Да как у тебя язык поворачивается говорить такое! И не только у тебя, все вы на один лад. Все несете околесицу. Поверить трудно, что вы это всерьез.
Вмешалась Кейт, врачеватель душевных ран, домашний миротворец и утешитель:
– Филип, сколько мы ни говорим, вы еще ни разу не предложили ничего конкретного, это и выводит Морин из себя.
– Да где ему! – захлебнулась в крике Морин.
– Надо навести порядок в собственном доме, – быстро и решительно заявил Филип.
Нет, эти двое не найдут общего языка, ясно как день – так и будут спорить до скончания века: одна на истеричных нотах, захлебываясь бессвязными выкриками, другой – с каменной уверенностью в своей правоте, оперируя одними лишь затасканными лозунгами, штампами.
Но, к счастью, они уже доехали до зеленой, похожей на аллею улицы, до канала с прогулочными яхтами, до квартиры Морин.
Филип затормозил.
– Я выходить не буду, – заявил он.
Морин вышла из машины. За ней следом Кейт. Девушка стояла, беспокойно глядя на Филипа, который тоже не отрывал глаз от нее. Видно было, как их тянет друг к другу. Затем, воскликнув в сердцах: «Господи боже мой, да пропади все пропадом», Морин кинулась к двери и, чуть не споткнувшись на своих высоченных каблуках, исчезла за ней.
– Всего доброго, миссис Браун, – произнес Филип, чопорный, корректный, торжествующий; и укатил.
Не успев войти в квартиру, Морин включила телевизор, и они с Кейт стали ждать выпуска новостей дня. Новое землетрясение в Турции. Конференция по ликвидации отходов атомного производства. Сообщение о дебатах в одной из комиссий Всемирной продовольственной организации в Чили. Наконец короткая, скороговоркой, информация о демонстрации на набережной. Камера скользнула по рядам демонстрантов, показывая транспаранты, плакаты с призывами, немного задержалась на плакате: ВЫ НЕ ПРОТИВ, ЧТОБ МЫ ГОЛОДАЛИ – ЛИШЬ БЫ НЕ У ВАС НА ГЛАЗАХ. С фургона демонстрантам раздавали суп с хлебом. Оратор – тот самый, с изможденным гневным лицом – громко взывал: «Не берите, не берите от них ничего, они просто хотят заткнуть нам рот». Однако монахини из фургона уже склонялись к детишкам, которых родители выстроили в строгую очередь, раздавали им пластмассовые стаканчики с супом и хлеб. В кадре появился еще один фургон – правительственного фонда помощи безработным. Группы демонстрантов таяли: люди становились в очередь за едой. Арестованного оратора деликатно уводили двое полицейских – камера показала участливые лица блюстителей порядка, которые закрутили ему руки за спину; он продолжал выкрикивать: «Голодайте… держитесь до конца… лучше умереть здесь, на виду у всех, а не в норах, как звери!..» Полицейские подтолкнули его по лесенке в свой фургон, дверь захлопнулась, и фургон отъехал.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
