Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
— А вы знаете, сколько живет командир саперного взвода? Командир саперного взвода живет только два месяца.
Мы отвечаем:
— Знаем, поэтому и хотим на передовую.
Делать им нечего, выписывают нам направление:
— Ну, хорошо, мы вас пошлем в пятую ударную армию. Что такое ударная армия, вы, вероятно, знаете, само название говорит. Это постоянно передовая, то все самые важные задания…
И каких только страхов они не наговорили. А мы рады, мы говорим:
— Согласны!
Приехали в штаб пятой ударной, там сидит такой интеллигентный капитан, он нас очень красиво принял, поговорил, но как услышал, что мы хотим командирами саперных взводов, взялся за голову:
— Нет, нет! Что вы? Это не женское дело, мы найдем вам работу здесь, в штабе. Вы что, шутите, там же одни мужчины, и вдруг командир будет женщина — это безумие. Что вы, что вы!!
Два дня они нас там уговаривали. Мы не отступили: только командирами саперных взводов. Но и это еще не все. Добились мы своего, привели меня к моему взводу… Солдаты смотрели на меня кто со злобой, кто с насмешкой, а другой так передернет плечами, что сразу все понятно. Казалось, сейчас разразится буря. И когда командир батальона сказал, что вот, мол, представляю вам нового командира взвода, они сразу взвыли: „У-у-у-у…“. Один даже сплюнул: „Тьфу!..“.
А через год, когда мне вручали орден Красной Звезды, эти же ребята, кто остался в живых, меня на руках в мою землянку несли. Так они меня уважали.»
Рассказ Станиславы Петровны Волковой дополняет ее фронтовая подруга, сибирячка Апполина Никоновна Лицкевич-Байрак. Она рассказывает подробно, основательно, с профессиональной дотошностью останавливаясь на деталях саперной работы.
Апполина Никоновна Лицкевич-Байрак, младший лейтенант, командир саперно-минерного взвода:
«В детстве все время отец стриг меня под корень машинкой-нулевкой. Об этом я вспомнила, когда нас постригли и из девушек мы вдруг превратились в молоденьких солдатиков. Но я быстро привыкла. Не зря отец говорил: „Не девка, а мальчишка растет“. А во всем была виновата одна моя страсть, из-за которой не один раз попадало от родителей. Дело в том, что зимой я прыгала с крутого яра в занесенную снегом Обь. После уроков брала у отца старые ватные брюки, надевала их и завязывала на валенках. Ватную фуфайку заправляла в брюки и крепко затягивалась ремнем. На голове шапка-ушанка, завязанная под подбородком. В таком виде, переваливаясь, как медведь, с ноги на ногу, иду к речке. Разбегаюсь изо всей силы и прыгаю с обрыва вниз.
Ах! Какое ощущение испытываешь, пока летишь в пропасть и скрываешься с головой под снег. Дух захватывает. Пробовали со мной другие девчонки, но у них не получалось гладко: то ногу подвернет, то нос разобьет о жесткий снег, то еще что-нибудь случится. Я же была ловчее мальчишек.
О детстве — то к слову… Значит, прибыли мы в Москву в сентябре сорок второго. Целую неделю нас возили по железнодорожному кольцу. Останавливались на станциях: Кунцево, Перово, Очаково, и везде с эшелона выгружались девушки. Приходили, как говорят, „покупатели“, командиры из разных частей и родов войск, агитировали нас в снайпера, санинструкторы, радисты… Меня все это не прельщало. Наконец со всего эшелона нас осталось тринадцать человек. Всех поместили в одну теплушку. В тупике стояло всего два вагона: наш и штабной. Двое суток к нам никто не появлялся. Мы смеялись и пели песню: „Позабыт, позаброшен…“ К концу второго дня под вечер мы увидели, что к нашим вагонам вместе с начальником эшелона направляются три офицера.
„Покупатели“ были высокие, стройные, затянутые портупеями. Шинели под иголочку, сапоги начищены до блеска, со шпорами. Вот это да! Таких мы еще не видели. Они вошли в штабной вагон, а мы прижались к стенке послушать, что там будут говорить. Начальник показывал наши списки и дал краткую характеристику: кто такая и откуда родом, образование. Наконец мы услышали: „Все подойдут“.
Начальник вышел из вагона, приказал построиться. Спросили: „Желаете учиться искусству воевать?“. Ну, как же мы можем не желать, конечно, желаем. Даже никто из нас не спросил: где учиться и на кого? Майор приказал: „Старший лейтенант Митропольский, везите девушек в училище“. Мы надели на плечи свои „сидоры“, стали по две, и повел нас офицер по улицам Москвы. Он шел быстро, крупными шагами, мы не успевали за ним. Только на встрече в Москве в день тридцатилетия Победы Сергей Федорович Митропольский признался нам, бывшим курсанткам Московского Военно-инженерного училища, как ему было стыдно вести нас по Москве. Он старался подальше отойти от нас, чтобы на него не обращали внимания. Мы этого не знали и почти бегом догоняли его. Хороши же мы, наверное, были!
С первых же дней занятий схватила два наряда вне очереди: то аудитория холодная меня не устраивала, то еще что-то. Знаете, школьные привычки. Ну, и получила по заслугами. Вскоре еще и еще. При разводе на улице курсанты заприметили меня и начали смеяться: штатный дневальный. Им, конечно, смешно, а я на занятия не хожу, ночью не сплю. Днем целый день стоишь возле дверей у тумбочки, а ночью натираешь в казарме пол мастикой. Как это тогда делалось? Сейчас объясню. Это не то, что сейчас. Теперь имеются различные щетки, полотеры и т. д. А тогда… После отбоя снимаешь сапоги, чтобы не запачкать мастикой, обматываешь ноги кусками старой шинели, делаешь как бы лапти, замотанные шпагатом. Разбрасываешь мастику по полу, растираешь щеткой, да не капроновой, а волосяной, от которой прилипают клочья волос, и тогда уже начинаешь шуровать ногами. Тереть нужно до зеркального блеска. Вот тут за ночь затанцуешься! Ноги гудят и немеют, спину не разогнуть, пот заливает лицо и глаза. Утром даже нет силы прокричать роте подъем. А днем и присесть нельзя, так как дневальный все время должен стоять у тумбочки. Попробуй присесть — тут же схватишь наряд вне очереди.
Однажды со мной произошел казус. Стою у тумбочки, только справилась с уборкой в казарме. До того захотелось спать, что чувствую — сейчас упаду. Облокотилась на тумбочку и задремала. И вдруг слышу, что кто-то открывает дверь в помещение, вскочила — передо мной стоит дежурный по батальону. Я вскинула руку и доложила: „Товарищ старший лейтенант, рота находится на отдыхе“. А он смотрит на меня во все глаза и не может скрыть смеха. И тут я догадалась, что так как я левша, то второпях приложила к шапке левую руку. Попыталась быстро сменить ее на правую, но было уже поздно. Опять проштрафилась…
Первое время я не понимала серьезности своего положения. Мне казалось, что все почему-то ко мне придираются. У меня много еще было наивности. Новая действительность воспринималась мной, как игра, которую часто проводили у нас в школе. Но вскоре я поняла обратное, что это не игрушка, а военное училище со строгой дисциплиной. Приказ командира — закон для подчиненного, хоть этим командиром может быть твоя однокашница.»
Училище Апполина Никоновна закончила в числе лучших курсантов. На последнем экзамене запомнила последний вопрос:
— Сколько раз в жизни ошибается сапер?
Ответила четко, по-военному:
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
