— А когда это произошло? — поинтересовалась я с самым невинным видом.
— А вы не знаете? — с таким же невинным видом ответил он вопросом на вопрос.
Я не переношу такую манеру.
— Нет, не знаю.
— Ну, допустим... вообще-то, это тайна следствия.
— Тогда — извините, никак не могу удовлетворить ваше любопытство. Как я могу сказать, где я была неизвестно когда?
— Тем не менее очень странно. У вас в квартире, когда мы с коллегой нанесли вам визит, тоже был... м-м... некоторый беспорядок. Мать вашего знакомого, Павла Елисеева, находится в больнице вследствие нападения на нее неизвестных лиц, и у нее в квартире тоже все перевернуто вверх дном. Сам Павел Елисеев погибает в дорожно-транспортном происшествии... И все эти удивительные события происходят в какие-то несколько дней! Вам это не кажется странным?
Я пожала плечами:
— Мне это, может быть, и кажется странным, но еще более странным является то, что вы, вместо того чтобы искать настоящего виновника, пытаетесь давить на меня.
— А вот это только потому, что вы снова оказались на пути следствия!
— Может быть, вы все-таки позволите мне пройти к больной женщине? Я хочу убедиться, не стало ли ей хуже.
— Я вас не задерживаю, — мрачно ответил Быков.
Я прошла в комнату к Елене Вячеславовне и посмотрела на нее. Она полулежала на диване и беспокойно следила за капитаном Овечкиным, который внимательно осматривал разбросанные по комнате вещи. А я-то удивлялась, почему он не вмешивался в наш разговор с Быковым!
— Как вы, Елена Вячеславовна? — я подсела к женщине и взяла ее за запястье.
Конечно, я не специалист, но, на мой взгляд, пульс у нее был слабый, но ровный.
— Ничего, — ответила она и добавила вполголоса: — Что они все ищут и ищут? Ну что такого могло быть у тети Лиды?
Капитан Овечкин имел весьма жалкий вид. Присев на корточки, он перебирал разноцветные шелковые лоскутки, заштопанные кофточки, клубки пряжи, вышитые платочки и прочие незамысловатые принадлежности старушечьего рукоделия. Он расслышал вопрос Елены Вячеславовны и проговорил:
— Именно это я и хочу выяснить — что могло быть у вашей тети настолько ценное или настолько важное, чтобы из-за этого ее могли убить? И вы могли бы помочь нам. Может быть, в вашей семье хранились какие-то художественные ценности?
— Ничего такого я не знаю, — сухо ответила женщина.
— Но ведь вы же не хотите, чтобы убийца вашей тети остался безнаказанным?
— Естественно, не хочу! — возмутилась Елена Вячеславовна. — Но никаких особенных ценностей у нас в семье не было. Тетя Лида жила очень бедно. До революции, конечно, кое-что было, дед тети Лиды Федор Алексеевич Скавронский был богатый хлеботорговец, но он разорился, а то, что осталось, пропало в двадцатые годы. А уже самые последние крохи продали в блокаду, обменивали на хлеб. Тем только и выжили...
Я, конечно, знаю об этом лишь с маминых и тетиных слов, — уточнила Елена Вячеславовна, чтобы мы, не дай бог, не подумали, что она так стара.
— Значит, от прежних богатств совершенно ничего не осталось? — протянул Овечкин, задумчиво рассматривая вышитую подушечку для иголок.
— Ничего, — твердо ответила женщина, — тетя жила очень бедно. Да и у нас... обстоятельства неважные, если бы что-нибудь осталось, тетя постаралась бы помочь...
— Понятно, — кивнул Овечкин, не дослушав фразу, — ладно, не буду вас утомлять. Слава! — окликнул он Быкова, хозяйничавшего на кухне. — У тебя там все?
Ответить коллеге Быков не успел, потому что в дверь квартиры позвонили.
Быков, как коршун, бросился к дверям, застыл сбоку от входа с пистолетом в руке и страшным шепотом приказал мне:
— Откройте дверь!
Я посмотрела на него, как на идиота, и только что не повертела пальцем у виска. Спокойно открыла входную дверь. Как я и ожидала, на пороге стоял Вадим.
— Вадим, не пугайся, — поторопилась я предупредить его, и тут же из-за моей спины выскочил капитан Быков с яростным криком:
— Стоять на месте! Руки вверх! Милиция! Немедленно предъявить документы!
— Это капитан Быков, — представила я милиционера, — я предупреждала тебя, не пугайся. Он немножко нервный.
— Так что мне все-таки делать? — удивленно спросил Вадим. — Поднять руки или предъявить вам документы? Одновременно сделать то и другое я не смогу.
— Не разговаривать! — рявкнул Быков. — Кто вы такой?
— Это доктор Романов, — пояснила я, — про которого я вам говорила. Он лечащий врач Елены Вячеславовны.
— Что же тогда он молчит? — Быков сбавил тон и убрал пистолет, но выглядел чрезвычайно сурово.
— Потому что вы сами ему только что приказали не разговаривать, — ответила я за Вадима, который в полном изумлении смотрел на истеричного капитана.
— Слава, опять ты перегибаешь, — в коридоре появился Овечкин, — вот ведь какие дела, доктор... да вы проходите. Что вы на пороге остановились... Мы тут с вашей пациенткой разговариваем...
— Да меня ваш коллега так темпераментно встретил, — Вадим опасливо покосился на капитана Быкова и прошел в квартиру, а я захлопнула за ним дверь. — Только я очень прошу вас, будьте осторожны с Еленой Вячеславовной, у нее больное сердце, ей нельзя волноваться...
— Документы предъявите! — вклинился в разговор Быков, по-прежнему с недоверием взиравший на Вадима.
— Да ради бога! Водительские права вас устроят?
Вадим протянул суровому капитану документ. Быков посмотрел на права, отдал их хозяину и недовольно пробурчал:
— Лучше бы паспорт. В правах прописка не указана.
— Вот паспорта, извините, с собой не ношу, — Вадим развел руками, — вдруг потеряю? А потом восстанавливать очень хлопотно, вы знаете, как ваши коллеги работают?
— Ну ладно, Слава, — Овечкин потеснил своего коллегу к дверям, — доктору нужно заняться своей пациенткой. Пойдем, пожалуй. Я в комнате все вещи осмотрел...
Быков явно был недоволен тем, что не смог разоблачить преступный заговор, но тем не менее сделал под конец лицо сурового следователя и проговорил сквозь зубы, повернувшись в мою сторону, но упорно не глядя в глаза:
— А с вами, Соколова, мы еще встретимся. Мне положительно не нравится, что вы постоянно оказываетесь у нас на пути. Положительно не нравится!
Дверь за двумя капитанами захлопнулась, Вадим подсел к Елене Вячеславовне, осторожно обломил верхушку ампулы и подготовил шприц для инъекции.
Я ходила по комнате, разглядывая в беспорядке разбросанные вещи. Как у всякой старушки, у покойной Скавронской накопилась прорва совершенно ненужного хлама, который ей было просто жалко или недосуг выкинуть.
