Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
У генерала был и второй кабинет, расположенный на другой половине. Он никогда не запирался на ключ, и я несколько раз был там без ведома хозяина. Отчего-то в первую очередь я обращал внимание на «неполный» письменный набор: вместо двух перьевых авторучек на пыльной мраморной подставке на своем месте находилась только одна – длинная и тонкая, с острым колпачком (я подумал о том, что письменный прибор ему могла подарить Ирина Непомнящая, сторонница чистописания). Второй вещью, за которую цеплялся мой взгляд, была керамическая кружка.
Я оставил генеральские апартаменты и, снова выслушав стон половицы, прошел на другую половину дома. Дверь в комнату Блондина была приоткрыта. Может, генерал там? Досматривает кассету? Хорошо бы так. Но внутри никого не оказалось. Я обследовал только три комнаты из двадцати, но был уверен, что в доме никого. Что толку ходить по пустым, «музейным» комнатам, в которых хранилась дорогая для единственного обитателя информация. Я остался в комнате, которая в какой-то мере стала исповедальней. После того как я покинул ее, в ней что-то изменилось. Я быстро нашел причину легкого беспокойства: когда я уходил, кассета номер «0» оставалась в магнитофоне, а сейчас она стояла на ребре на середине стола, и не заметить ее было невозможно. Всего же дневник Блондина состоял из семи кассет. Как первое издание БСЭ насчитывало 65 томов плюс дополнительный том «СССР» без номера, сравнил я. Но какого черта генерал вынул кассету и оставил ее на видном месте? Я просмотрел семь кассет, и эта, начало которой я уже видел, не останется без моего внимания. Он натурально подсунул ее мне именно в эту минуту, когда я пришел доложить об окончании работы. Какое еще откровение хранит эта магнитная лента? Скорее всего, одним сюжетом Блондин не обошелся и оставил в конце сюрприз. А может быть… Следующая мысль стала более убедительной: я был уверен, что стану свидетелем откровений генерала, не решившегося высказаться прямо, глядя мне в глаза. Я понимал его. У каждого человека бывают в жизни такие моменты, когда сказать что-то в глаза – выше человеческих сил. Но на выручку приходит телефон, ручка и лист бумаги, видеомагнитофон, в конце концов.
Времени у меня было достаточно, и я поудобнее устроился в кресле, перемотал пленку на начало. Собственно, я начал во второй раз просматривать те самые врезки казни Шатена, вмонтированные в видеодневник Блондина, но этих – едва коснулись инструменты видеомейкера.
Пятнадцать минут пролетели незаметно. Я словно очнулся в конце фильма, на последнем кадре перед титрами. Да, это был интересный материал – но не для меня, для следствия и суда, наверное. Я просмотрел фильм, провалявшийся на полке долгое время натурально из-за цензуры. И по окончании фильма я понял, что он был интересен для меня именно в редакции Блондина, наложившего анимированную маску на лица товарищей. В недоредактированном ролике интрига отсутствовала; и если бы с лица Розового упала маска, все выглядело бы пошло. И мне в этой связи пришлось лишь повторить: «Маски сорваны!»
Я потянулся было к видеодвойке, чтобы выключить магнитофон, вынуть «нулевую» кассету и отправить ее в стопку к остальным, как вдруг помехи на экране сменились уже до тошноты знакомым сюжетом. Я снова увидел то, что у меня вскоре могло вызвать отторжение: размытое, расфокусированное лицо склонившегося над видеокамерой человека. Секунда – и он отойдет к креслу, примет удобное положение, в сотый раз развяжет язык, прокомментирует оригинальную версию короткометражного фильма под названием «Бешеных собак сжигают, не правда ли?».
Никогда в жизни мне не было так страшно, как в эту минуту. Даже животный ужас перед выползшим из росистой травы агентом отступил на позорный рубеж. Страх оказался ситом, через которое просочилась кровавая обида: все это время меня водили за нос… Я выхватил пистолет, снял его с предохранителя, передернул затвор. Боже, сколько раз я проделывал это!.. Но этот раз был самым важным в моей жизни. Я буквально представил, как патрон устроился в стволе… И не отрывал взгляд от экрана, поторапливая Блондина: «Ну давай, тварь, скорее!»
…Родион сфокусировался, переместившись на пару метров от камеры. И я впервые увидел другой фон за ним – не приевшиеся обложки от дисков на двери… а что? Я прильнул к экрану, напряг зрение… Блондин стоял напротив оружейной комнаты. Он как будто специально стал так, чтобы я сразу сообразил, откуда он собрался вести свой репортаж «почти в прямом эфире». Справа и позади него узнаваемая, с матовым стальным покрытием, широкая дверь оружейной комнаты. Я отчетливо разглядел кодовый замок, отличительной деталью которого был электронный блок с цветными, как на детском телефоне, кнопками; ниже – полукруглая накладка на личину механического замка.
Блондин прикурил, пустил дым в потолок и только потом посмотрел прямо в объектив видеокамеры.
– Здравствуй, Паша.
Я как завороженный смотрел на цветной электронный замок, на край двери – когда же она откроется. Перевел взгляд на Родиона: «Ну давай, сволочь, не тяни резину!» И он словно услышал меня: подошел к двери, распахнул ее, шагнул внутрь и наклонился. Подхватив чье-то тело под мышки, он вытащил его наружу. Взявшись поудобнее, Родион развернулся вместе с ним. Я с трудом узнал в этом человеке с заплывшим глазом и рассеченным подбородком капитана Болдырева. Блондин тряхнул его, заставляя смотреть в объектив видеокамеры, прямо мне в глаза.
– Он пришел сюда за тобой, но нашел здесь меня. Это после трех месяцев поисков! Мой отец часто говорил: «Если хочешь что-то спрятать, оставь это на виду». Ты оказался ближе ко мне, чем он. – Родион снова тряхнул Болдырева. – Ему и в голову не могло прийти, что я скрываюсь у женщины, которой он выколол глаза.
Блондин замолчал, как никто другой понимая, что пауза мне необходима.
Этот ублюдок инсценировал свою смерть и заявил об этом так громко, что даже Болдырев не рискнул приехать, засветившись на КПП. Кто сгорел в гараже – для меня было неважно. Может быть, бомж, клюнувший на предложение заработать, прибарахлиться или просто выпить. Но это означало, что в записке, оставленной Блондином, две строчки верны: «Я убил мать, потому что ненавидел ее. Я оставил отца одного, потому что ненавидел его». Он не смог убить себя, потому что любил себя.
«Ей на голову надели полиэтиленовый пакет, она задохнулась».
Я знал, что случится дальше: скоро я останусь один на один с тем, кого Игорь Болдырев назвал брендом «определенного круга людей». Не пройдет и минуты, как Болдырев распрощается с жизнью. Я мало знал о нем – но зачем мне знать о нем больше?.. Не с ним, а с Блондином я проводил долгие вечера, то жалея его, то остро ненавидя… Но вот акценты расставлены.
А Блондин тем не менее продолжал – продолжал вести свой убийственный дневник:
– Человека, на которого ты работал, уже нет в живых. Ты думаешь, это я убил его? Не-а. Я дождался, когда Розовый воткнет ему нож в спину, а потом – дело техники. Я застал его врасплох, у него челюсть отвисла: «Ты?!» В армии ему не хватало натуральной резни. От аббревиатуры ГРУ он ждал чего-то большего. Можно сказать, он разочаровался в армейском спецназе, который венчали эти три буквы. Он был одним из тех военных, которых манили горячие точки. В 90-х многие нашли себя в Сербии, Хорватии, многие себя там и потеряли. Он не считал себя профессионалом – он хотел им стать, а вот возможности для этого так и не получил. Он уволился из армии, попробовал себя в угрозыске: не цепляет. Его зацепила идея самому создать условия для реализации своих возможностей и заточки амбиций. Все предельно просто. Теперь ты знаешь о нем достаточно.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
