— Так.
— Знаете, Настя. Я хочу вам сказать, и без лести или надежд на снисхождение: вы гений, Настя. Вы нашли гениальный рекламный ход. Вы её убили. И на этом построили потрясающую рекламную кампанию. На крови построили. Вы прекрасно понимали, что раскрутить даже талантливого человека стоит огромных денег. А Марина Снегирева талантами не блистала. Зато блистала красотой. Красив был ее возлюблённый. Прекрасна их история любви. Добавить к этому необходимое количество красивой лжи, нанять за смешные деньги более-менее приличных журналистов, поплакать о трагической истории в жилетки нескольким звездам — и готова невероятной силы рекламная кампания. Помните: реклама — двигатель торговли. Вы удивительно использовали этот постулат, Настя. Эта пустышечка, Лена Мосина, была уже готова. Осталось только вывести ее на сцену с песнями Марины Снегиревой — и есть новая звезда, с которой можно качать денежки. А сколько можно получить с продажи компакт-дисков! А если еще печатать пиратские тиражи!
— Сами догадались, Дмитрий Георгиевич, или подсказал кто?
— Сам, Настя, сам. Как и в случае с текстами песен. Я ведь рекламщик. И PR-мен. Немножко. Вы, Настя, «паблик рилейпшз», случаем, не занимались?
— Занималась, и очень тщательно.
— Даже подумать не мог. И надо отметить, что догадался я о вашем рекламном ходе далеко не сразу. Больше скажу: я сначала убийство Марины совсем с другой точки рассматривал — что-то неладно в её банке было. И догадался об истинных причинах её гибели именно в прошлую пятницу, по дороге во Владимир.
— Так что вы во Владимире делали?
— С адвокатом разговаривал. Всего один вопрос ему и задал. В ответе был уверен заранее, но задал всё же. Позвонил, напомнил ему вечер со стрельбой. И спросил, кто Толстого навел на Марину Снегиреву. Он замялся было, так я ему сам имя назвал. Ваше. Он просто подтвердил, что вся эта история любви — ваша разработка. А пока из Владимира ехал, у меня еще ряд соображений появился.
— И каких же, если не секрет?
— Не секрет. Маринины стихи были однозначно плохи. А вот стихи Владика Семенова — лучше. И музыка, Володей Андреевым написанная, тоже лучше. И решились вы на подмену… Кстати, а интересно, почему я вам звонил в прошлую пятницу?
— Мне все интересно, Дмитрий Георгиевич.
— Разговор на Арбате со мной вы хорошо провели. А слезы добавили — я и вовсе смешался. Стал было промежуточные итоги подводить, ан не хватает информации. Решил, что вы могли знать, почему Володя скандал не поднял по поводу использования его стихов. Вы его удерживали. А когда поняли, что удерживать больше не удастся, убили.
— Убили Володю три пьяных подростка.
— Да. Но напустили их на него вы. Будьте внимательны, я опять цитирую:
«Толстый: Зато спал бы спокойно.
Женщина: Что ж теперь об этом говорить. Раньше нужно было думать. А может быть, ты в сторону решил уйти?
Толстый: Я бы ушел. Да курящих много развелось, которые без сигарет. А я, как на грех, не курю. Ты сама знаешь.
Женщина: Правильно соображаешь. Главное, чтобы к нужному человеку подошли.
Толстый: Ты-то в этом понимаешь».
И вот о курении, Настя. Я никак не мог понять, о чем речь. Ясно, что угроза, но неясно, в чем она заключается. Потом вспомнил, как Нина Власовна о гибели сына рассказывала. Чудовищное предположение, но другого не было. Вы не представляете, какую работу пришлось проделать.
— Так расскажите.
— Обязательно. Я поднял на ноги своих друзей и знакомых из двух полярно противоположных ведомств — из милиции и из тех, с кем милиция борется. И представьте себе, посетил колонию строгого режима в Архангельской области. Малец там сидит, убийца хренов. Свидание мне дали с ним. Я на одного авторитета сослался. С его согласия, конечно. У меня ведь, Настя, ваши фотографии есть.
— Откуда?
— А я всех, с кем сталкивался в ходе расследования, незаметно фотографировал. Завел, понимаете ли, такую скверную привычку. И вас на нашей встрече сначала сфотографировал, а уж потом подошел. Так вот, по фотографии опознал вас малец-удалец. И рассказал мне кое-что. Потому что убедил я его, что по справедливости рядом с ним и его дружками еще кое-кто сидеть должен…
Пьяные они были. Сильно пьяные. И потому толком рассказать не смогли, как уж вы их уговорили парня незнакомого избить. Что-то про обиду вы говорили, поучить просили мерзавца, защитить бедную девушку. И водочки им налили.
Вы очень здорово все рассчитали, Настя. Подростки и без того плохи, а уж в пьяном виде и вовсе тормозов не имеют. Вы им Володю показали. Они почувствовали себя рыцарями без страха и упрека. И встали на защиту бедной девушки. А начали стандартно — попросили закурить. Я так думаю даже, что начало эпизода вы видели. Забили они Володю. Насмерть. А когда сообразили, что натворили, договорились о вас и вовсе не упоминать. Иначе получилось бы преступление по предварительному сговору. И сроки получились бы совсем иными, подлиннее. Да и вас найти никак бы не удалось. И здесь вы все хорошо просчитали. А Толстый вам об этом намекнул. И вы согласились. Вот и разгадка странного разговора.
— Да, Дмитрий Георгиевич. Вы жить не будете. Вы действительно опасны.
— Без комментариев. Про убийство Нины Власовны и вовсе много говорить не стоит. Понятно, почему она убийц впустила. Она думала, что дверь вам открывает, а вышло вон как. Для сведения: двое влюбленных опознали вас в качестве вышедшего из подъезда подростка в джинсовом костюме. Нетвердо опознали — темновато было. Но мне-то большего и не надо. Свидетель по фотографии опознал вас как женщину, которая сидела за рулем якобы угнанной автомашины, сбившей Владимира Андреева и с места происшествия скрывшейся.
— Как опознали? В этом-то случае фотографий не было.
— А я их сделал. Взял ваше фото, сканировал, в компьютерном изображении убрал волосы, пририсовал бейсболку и темные очки. Очень похоже получилось. Буквально краше прежнего вышел снимок.
— Что ж, Дмитрий Георгиевич, вы закончили?
— Нет ещё. Мы с вами не осветили ещё одну проблему. Кто стал автором стихов для второго компакт-диска «Песни Марины Снегирёвой».
— Вы и это раскопали?
— Меня отец учил: если делаешь что-то, делай хорошо. Или вовсе не делай. Стихи ваши, Настя. Я парня одного нашёл в вашем институте. Друга Владика Сергеева. Вы его хорошо знаете — Юра Петров. И он вас знает. Он о Владике много порассказал. И кое-какие мои предположения строились на том, что Владик был хорошим честным парнем.
А что касается вас и ваших стихов… у вас ведь в институте проводятся заседания литературного клуба. На таком факультете, как ваш, на филологическом, все гении, все пишут. И разбор произведений случается. Материалы заседаний сохраняются в архиве клуба. Там и ваши стихи были. Помните, заседание на первом еще курсе, в марте? Есть в архиве одно стихотворение. Вы его недавно исправили, когда писали тексты для второго компакта. Но исправили не сильно… Чуть-чуть. Оно очень легко узнается. Я так думаю, вам самолюбие свое захотелось потешить. Да и поэта еще одного искать, а потом снова убивать… Нет, дешевле и безопасней писать самой. Даже если писать плохо. Наша публика неприхотливая и не такое кушает. Откровенно говоря, так себе ваши стишата… У Владика куда как сильнее.
