Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
А вокруг – пили пиво, водку и текилу, целовались, подпевали патлатому солисту металлической группы, сам же солист прыгал по сцене и визжал так, словно у него в заднице был догорающий факел. Какая-то лысая девушка с грустными глазами вынула из кармана опасную бритву и с ничего не выражающим лицом провела лезвием по своей белой руке. Потом тупо посмотрела на проступившую алую жидкость и медленно слизнула ее кончиком языка. Надю затошнило.
Она решила пробиться к барной стойке, и, как ни странно, ей это удалось – народ удивленно расступался перед Надей, белым шелковым пятном в латексной толпе.
Попросила сок – мутноглазый бармен с колечком в брови, колечком в носу и бусиной в языке не с первого раза смог выговорить, что сока нет, из безалкогольных напитков имеются только «Тархун», но, когда Надя согласно кивнула, все равно принес ей водку. В тот момент, когда она готова была заплакать от бессилия, рядом появился Данила, словно из-под земли вырос. Он был уже нетрезв, его лицо раскраснелось, как в сауне, а на локте его висела рыжая особь с мелкими крысиными зубами и косым взглядом.
– Надюша! – Он заключил ее в пахнущие терпким свежим потом пьяноватые объятия, такие крепкие, что ей пришлось выставить ладони вперед.
– Я хочу уйти. – У нее дрожала нижняя губа.
Она знала, как Данила не любит проявления слабости. Чужие слезы его смущали, обезоруживали, ранили, он терялся, выходил из себя, кричал, и это было страшно. Однажды, еще в самом начале знакомства, расслабленный сангрией и августовским солнцем Данила рассказал ей, что мать, с которой он не общался больше десяти лет, была хронической плаксой. «Она садилась на табурет, закрывала лицо ладонями, начинала раскачиваться и подвывать. А я был маленький, мне было жутко. Казалось, что я виноват. Я был готов сделать все, что угодно, лишь бы она не плакала. А она это быстро просекла и пользовалась. Сука».
Поэтому Надя старалась говорить спокойно.
– Даня, пойдем? Мы здесь уже сорок минут. Мне не очень хорошо, громко слишком, душно.
Рыжая особь, так и не отцепившаяся от Данилиного рукава, мелко захихикала. Она была похожа на гнома из сказки.
– Душно, громко, – скрипучим голосом повторила она. – Данечка, кто эта барышня?
– Конечно, пойдем, – бодро откликнулся муж. – Вот сейчас дождемся, когда выберут королеву вечера, и сразу же домой.
– Какую еще королеву? Я на воздух хочу.
И в этот момент кто-то ухватил Надю за рукав – сильные руки тянули ее вверх. «Я не хочу, не хочу, не хочу!» – повторяла она беспомощно и монотонно, как сломанная кукла. Ее никто не слушал. Ей смеялись в лицо. Было душно, пахло теплым деревом и пролитым пивом, смеющиеся лица были потными и красными. Почти атеистке Наде вдруг показалось, что она очутилась в центре дьявольского хоровода.
Антураж располагал к нездоровым фантазиям: почти все посетители клуба были в чем-то черном, кожаном, шнурованном, у многих девушек был готический макияж – выбеленные, как у древних гейш, лица, кроваво-красные или глянцево-черные губы. На мужчине, который крепко держал ее за локоть, был собачий ошейник с шипами. У рыжеволосой девушки, которая громче всех кричала: «На стол ее! Ставьте ее на стол!» – были желтые глаза с вертикальными кошачьими зрачками. Надя в обморок бы упала от животного ужаса, если бы не знала о существовании контактных линз, которые дают такой эффект. Ну а самым ужасным было то, что и Данила участвовал в сатанинском плясе, он тоже смеялся вместе со всеми и не замечал, что ей неуютно и страшно, и тянул к ней липкие руки, и вопил:
– Лезь на стол! Давай! Будешь королевой вечера!
Наконец Надя расслабилась. Перестала сопротивляться, как бабочка, смирившаяся с паутиной. Ее поставили на барную стойку. Розоватый свет прожектора, направленного в лицо, заставил прикрыть глаза ладонью. Вторую ладонь Надя держала на животе.
Люди кричали: «Танцуй! Танцуй!» – откуда-то из-под ног. Кружилась голова.
Она несколько раз крутанулась на каблуке, а потом ноги подкосились и, если бы не подхвативший ее незнакомый бородач, грохнулась бы на пол. От бородача густо пахло сметаной, он улыбался и ухитрился ущипнуть ее грудь. Грубо оттолкнув его руки, Надя протиснулась к туалету. Данила ее так и не окликнул.
Склонившись над раковиной, умыла лицо желтоватой ледяной водой. Какая-то совсем молоденькая девушка с мутновато-карими, как нефильтрованное пиво, глазами обратилась к ней сочувственно:
– Тоже колбасит, да? Мой парень вчера принес какие-то таблетки, до сих пор отойти не могу. Не ем уже два дня. Да что там еда, я и не сплю. И зубы не чищу. Вот.
– Ты бы не пила всякую дрянь, – поддержала разговор Надя. – Опасно.
– Вот и я о том, – вздохнула пигалица. – У меня лучшая подружка в Новый год откинулась. Уж как мы веселились. Переезжали с одной вечеринки на другую. И вот едем в такси, утро уже, я ей что-то говорю, а она молчит. Оборачиваюсь, а она мертвая сидит. Я после этого две недели не пила. Переживала очень.
Надя несколько раз глубоко вдохнула. Зеркало отражало женщину, постаревшую, немного расплывшуюся и усталую. Может быть, просто свет такой. Но видеть это невыносимо – хочется отвернуться от чужого желтого лица. Хочется пить молоко, а потом плакать под одеялом, а потом посмотреть три фильма с Вивьен Ли подряд и еще один с Марлен Дитрих. Каждой порой впитывать чужую красоту и чужой глянец.
Надя достала из сумки мобильный.
Ответили ей не сразу.
– Ты мне нужен. Сейчас. Можешь за мной приехать?
У Бориса было идеальное чувство декорации. Он всегда приводил ее в те места, атмосфера которых именно в данную конкретную минуту могла показаться Наде созидательной. Иногда они встречались в шумных кофейнях самообслуживания – занимали столик в центре зала, ловили обрывки чужих бесед, сливающиеся в дыхание города, и чувствовали себя обитателями сердца диковинного, сложнейшего механизма. Иногда он выбирал тихие пустынные кафе на набережной, где Надя ела безе и что-то тихо рассказывала.
В то утро он привел Надю в респектабельный ресторан из свежеоткрывшихся, где все было пусть дорого, зато пусто, вкусно и просто. Они были единственными посетителями в зале, оформленном под старинный корабль. Борис отобрал у нее меню и сам сделал заказ: картошка с лисичками, стейк в грибном соусе и штрудель в ванильном соусе.
– Тебе сейчас нужна еда-колыбель, – улыбнулся он, – чтобы тебя как бы убаюкали изнутри.
– Не знаю… Такой осадок остался. Он ведь даже не заметил, что я ушла. У меня же включен телефон, мог бы позвонить. Я не понимаю, как можно так себя вести.
– А может, это репетиция? – нахмурился Борис.
– В смысле? – Надя застыла с вилкой, на которую был наколот грибочек.
– Да он у тебя как дитя. Никогда бы не решился на серьезный поступок без репетиции. Побоялся бы.
– А под серьезным поступком ты подразумеваешь…
– Ну да. А может, и так: он все для себя уже решил, но ему было бы проще, чтобы действовала ты. Тогда с него вроде бы и взятки гладки. С натяжкой, конечно, но такие типы любят мыслить схемами.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
