— Не думаю, что нам стоит обсуждать за ленчем подобные вещи.
Она положила на колени салфетку, взяла в руки ложку, девушки последовали ее примеру. Все они смотрели теперь в свои тарелки. Даже Мэри. Она была настоящей красавицей. Золотистые локоны оттенка гречишного меда и миндалевидные зеленые глаза свели бы с ума любого мужчину.
В воздухе повисло напряжение. Джейн переводила взгляд с одной девушки на другую. Они ждали, что она осудит их лишь потому, что их украли и заставили жить в гаремах. Джейн нахмурилась.
— После ленча, — объявила она, — мы с вами займемся музыкой.
— Я с радостью, — пролепетала робкая блондинка Филли.
Недовольно сдвинув брови, Мэри принялась размешивать в тарелке суп.
— А куда уехал лорд…
— Мэри! — резко оборвала ее рыжеволосая. — Неужели так необходимо это знать?
— Давайте закончим обед, — спокойно предложила Джейн. Ложки ритмично застучали по тарелкам. Девушки переглядывались, но заговаривали лишь для того, чтобы попросить передать блюда с мясом, овощами и жареной картошкой.
Похоже, четкий график действительно поможет Джейн справиться с непосильной ношей. И все же Джейн казалось, что если она вздохнет полной грудью и расслабится хотя бы мгновение, потолок рухнет и придавит их всех. Так ли хорошо для девушек это напряженное спокойствие? Может, лучше позволить всем быть предельно откровенными?
После обеда Джейн позвала девушек в музыкальную комнату. Филли подошла к фортепьяно и с тоской посмотрела клавиши.
— Вы играете? — спросила она у Джейн. — Сыграете для нас что-нибудь?
— Я очень плохо играю, — призналась Джейн.
— Разве такое возможно? — ошеломленно спросила Мэри. — Ведь вы леди.
— Мне ужасно нравится, — призналась Джейн. — Но когда я кладу пальцы на клавиши… — Она подняла руки и согнула пальцы. — Они слишком короткие, чтобы захватить целую октаву.
Признавшись в собственной некомпетентности, она внезапно ощутила неведомое доселе чувство свободы. Никаких извинений. Никаких обещаний приложить больше усилий. Только правда.
Джейн заметила, как Филли посмотрела на свои руки, и тепло улыбнулась ей:
— Когда я поняла, что не могу играть так хорошо, как от меня ждут, я стала испытывать страх перед игрой на пианино.
Филли понуро склонила голову.
— Я тоже боюсь своей нескладной игры и того, что надо мной станут смеяться.
Джейн обняла ее за плечи.
— А мы не станем обращать внимание на тех, кто смеется. Потому что эти люди не имеют никакого права смеяться над тем, что мы пытаемся стать лучше.
Господи, как бы ей хотелось поверить в собственные слова! У Джейн хватало безрассудства на язвительные замечания и даже на то, чтобы положить пудинг в сапог Кристиана — как это, должно быть, его злило! — но у нее не хватало смелости попытаться сыграть что-нибудь прилюдно.
— Кстати, я еще не знаю ваших имен, — сказала Джейн.
— Зато мы знаем, кто вы такая, — ответила Мэри. — Вы — любовница лорда Уикема.
Девушки испуганно заохали, а Филли зажала рот ладонью и приглушенно вскрикнула:
— Мэри!
Джейн была настолько ошеломлена, что на мгновение лишилась дара речи. Утверждение Мэри было правдой и в то же время не совсем.
Мэри выпятила нижнюю губу.
— Мы ведь знаем, что она его любовница, так почему бы не попросить, чтобы она сказала нам правду? Вряд ли это так уж непристойно.
— Она ведь леди, — прошептала Филли, все еще закрывая рот маленькой рукой, затянутой в перчатку. — А ты не должна разговаривать с леди подобным тоном. Что, если его светлость разозлится и всех нас выгонит? Что мы тогда будем делать?
— Найдем себе покровителей, — гневно сверкнув глазами, ответила Мэри.
— Но мне не нужен покровитель! — воскликнула рыжеволосая. — Я хочу мужа, детей и собственный дом.
— Всем давно известно, — беспечно бросила Мэри, — что любовница находится в более выигрышном положении, нежели законная супруга.
Джейн почувствовала, как ее губы растягиваются в печальной улыбке. Любовницы, терпевшие все самые худшие выходки ее покойного супруга, требовали за это более чем щедрого награждения, только действительно ли оно того стоило? Годы, прожитые с Шеррингемом, позволяли Джейн понять чувства Мэри, стоящие за ее дерзкими словами. Джейн спокойно подошла к Мэри и заглянула ей в глаза.
— Я понимаю, почему ты злишься. Ты напугана, уязвлена и разгневана на судьбу. Но это не дает тебе права оскорблять других людей, грубить им и причинять боль тем, кто пытается тебе помочь.
Мэри удивленно заморгала, и ее пушистые ресницы захлопали, точно два веера.
— Вы ничего не знаете о том, что со мной случилось!
— В таком случае я хочу, чтобы ты рассказала об этом, — просто произнесла Джейн.
Однако Мэри вырвалась, драматично заломила руки и, плюхнувшись на оттоманку, забилась в угол. Она подтянула себе колени и обняла их руками.
Джейн понимала, что криком авторитета не заработаешь, поэтому она развернулась к блондинке, нервно комкавшей подол платья.
— Я знаю, что тебя зовут Филли. А как твое полное имя?
— Ф-Филомена Мелфорд, — запинаясь, ответила девушка.
— А твое? — Джейн повернулась к ее рыжеволосой подруге.
Рыженькая порывисто присела в реверансе.
— Арабелла. Но все зовут меня просто Беллой.
Крепкая девушка, которую Джейн считала самой старшей, тоже присела в реверансе.
— А я Люсинда.
— Моя фамилия Томас, — сообщила Белла. — Но ведь это не важно?
— Вы все являетесь частью своих семей, независимо от того, насколько глупы ваши родственники. — И все же на лицах девушек отражалась неуверенность. Несмотря на то, что их было четверо, они казались ужасно одинокими.
Тронув струну стоявшей рядом арфы, Белла посмотрела на фортепьяно.
— А я играю. И очень хорошо.
Джейн с радостью отметила в ее глазах проблеск уверенности.
— Ты играешь плохо, — пробормотала Мэри. — И, умоляю тебя, только не пой!
— Можешь поиграть немного, Белла. — Тронув девушку за плечо, Джейн усадила ее на стульчик перед фортепьяно. — А потом твоя очередь, Филомена.
Филли испуганно вжала голову в плечи, и Мэри рассмеялась:
— Какой смысл обучать нас игре на фортепьяно? Мы же не леди. Нас никогда не станут уважать и не допустят в общество.
— Вас обязательно будут уважать, — произнесла Джейн, но ее решительный тон лишь еще больше разозлил Мэри.
— Я думала, вы знаете, кто мы такие! — огрызнулась она, и ее зеленые глаза сверкнули злостью.