— Прошлым летом ты брал у Бодиль собаку. Что с ней произошло? — спросил полицейский.
— Она была убита. Ножом.
— Правда? — оживившись, спросил комиссар. — Как именно это случилось?
— Вероятнее всего, это сделал Квод, наш так называемый квартирант.
— Откуда тебе это известно?
— Нож торчал из трупа собаки. Квод часто пользуется этим метательным оружием. Мне помнится, что я уже рассказывал об этом твоему коллеге, когда он летом приезжал ко мне. Я говорил, что у него есть оружие, с помощью которого он метает ножи. Вот такой нож и торчал из собаки. Из этого я заключил, что это сделал Квод.
Полицейский с серьезным видом кивал.
— Что ты сделал с ножом?
— Выбросил. В мусорный контейнер.
Полицейский наморщил лоб и тихо, неуверенно, словно ему было тяжело об этом говорить, спросил:
— Значит, это не ты убил собаку?
— Точно, не я.
Из коридора донесся стук каблучков, и женский голос сказал:
— Показания готовы. Надо подождать распечатки.
Было слышно, как где-то начал шумно работать старомодный принтер.
— Твоя жена говорит, что ты был очень зол на собаку за то, что она испортила кухонную мебель и изжевала важные документы.
— Да, я был просто взбешен, но не я убил ее.
Полицейский сощурил один глаз, продолжая другим смотреть на Фредрика. В этом взгляде было что-то плутовское. Фредрик мог легко представить себе, как этот полицейский стоит за штурвалом, прищурив правый глаз от летящих брызг, а левым косится на паруса. «Подправь-ка фок, Фредрик. Вот так, отлично».
— Ты когда-нибудь использовал нож во время вспышек ярости?
— Нет.
— Против людей, животных, предметов?
— Нет.
— Подумай.
— Я никогда так не пользовался ножом.
Полицейский терпеливо выслушал ответы, посмотрел, как он отрицательно качает головой, и решил немного помочь:
— Не так давно, во время такой вспышки, ты изрезал картины твоей жены. Это правда?
— Да.
— Зачем ты это сделал?
— Мне не понравились мотивы. Они отвратительны.
За стеной продолжал с натужным скрипом и жужжанием работать принтер, словно каждая буква доставляла ему невероятные страдания.
— Что же это за мотивы?
— Обнаженные тела в тесном пространстве.
— Что же здесь отвратительного?
Фредрик пожал плечами:
— Они были просто отвратительны. Я понимал, о чем идет речь.
— И о чем же шла речь?
— О том, что она совокупляется с этим чертом под лестницей. Я пришел в ярость. Думаю, что ты вел бы себя так же, если бы это была твоя жена.
— То есть ты хочешь сказать, что твоя жена спала с квартирантом?
— Да.
— Насколько я понимаю, она известная художница, в картинах которой превалируют эротические мотивы. Но значит ли это, что она тебе неверна?
— Дело не только в этом, — побормотал Фредрик.
— В чем еще?
— Я чувствовал запах. От нее воняло этим дьяволом. Она таскалась к нему в каморку под лестницей, в его нору.
— В его нору?
— Да.
Полицейский молча кивнул. Вид у него был озабоченный, подумалось Фредрику. Кажется, комиссар даже ему сочувствует. Если бы он не находился при исполнении обязанностей, то наверняка протянул бы руку и ободряюще похлопал его по плечу.
— И еще, — продолжил комиссар. — У твоего соседа Бьёрна Вальтерссона были украдены пятнадцать тысяч крон. Это произошло в тот день, когда ты заезжал к нему за плитой. Ты помнишь о деньгах? Они лежали у Вальтерссона на столе.
Фредрик презрительно фыркнул:
— Я не крал у него денег, если ты это имеешь в виду.
— Нет? Тридцать новеньких купюр по пятьсот крон? Мы спросили у твоей жены, и она сказала, что ты сам показывал ей сначала десять, а потом двадцать таких же купюр, как квартплату от вашего странного квартиранта. Не слишком ли много за маленькую каморку?
— Мы хотели таким способом избавиться от него, поэтому я и назначил такую высокую плату. Но, видимо, он проник в мастерскую Бьёрна и украл деньги.
— И ты их взял?
— Сначала да. Бьёрн может забрать их. Они лежат в каморке под лестницей.
— Это мы знаем.
Полицейский на время замолчал. Потом он перегнулся через стол и с неподдельным интересом спросил:
— Как ты думаешь, кто убил Бодиль Молин?
— Он, Квод, — не раздумывая, ответил Фредрик.
— Человек из-под лестницы?
— Да. Его надо хватать сейчас же, пока он еще кого-нибудь не убил. Ты можешь себе представить, каково жить с ним под одной крышей? С женой и двумя маленькими детьми. Представь себе, что это твоя жена. Что это твои дети. Что это твой сын целыми днями пропадает с ним в лесу. Скажи, разве ты сам не стал бы что-то предпринимать?
— Прошу тебя, сядь.
Только теперь Фредрик заметил, что стоит и тычет пальцем в лицо комиссару. Он сел и расплакался. Это был безысходный плач уставшего ребенка, который вечером никак не может уснуть.
— Чувствуешь себя совершенно бесправным, черт возьми, — пробормотал он и сердито смахнул с лица слезы.
— Я понимаю, что такой квартирант доставляет немало хлопот, — дружелюбно сказал полицейский.
— Квартирант? Да он захватчик, паразит! Он нам не нужен!
— Как же получилось, что твоя жена ничего о нем не знает?
— Что?
— Я спрашивал твою жену о квартиранте, и она сказала, что у вас нет никаких квартирантов. И захватчиков тоже.
Фредрик, не веря своим ушам, уставился на полицейского. В его серых глазах не было ничего, кроме искренности.
— Она это сказала? Она действительно это сказала? — прошептал Фредрик.
— Да.
Его охватило чувство безнадежности. Он покинут всеми. Он понял, что Паула на стороне Квода. Она не хочет его лишаться. Она хочет сохранить любовника. Он, Фредрик, остался один.
Полицейский задал еще несколько вопросов, но не услышал в ответ ничего, кроме приглушенных рыданий.
— Может быть, нам прерваться? — участливо спросил комиссар.
Допрос закончился, и Фредрика снова отвели в камеру. Оставшись один, он дал волю слезам. Поплакав некоторое время, он постарался успокоиться.
Ему было ясно, что положение его — хуже не придумаешь. В этом нет никаких сомнений. Если смотреть с точки зрения полиции, то это было понятно и объяснимо. Им домой позвонила Бодиль Молин и сказала, что приедет. Сразу после этого Фредрик, не объясняя причин, уходит из дому и бежит ей навстречу. На следующее утро ее находят у дороги, по которой он шел вечером. Все это на фоне показаний Паулы о том, что в последнее время ее муж стал склонен к насилию. Она отрицает само существование Квода, потому что, очевидно, хочет его выгородить. Ничто не говорит в пользу Фредрика.
