– Вроде как на боковую откинулся… – донесся ответ.
– Ничего интересного?
– Абсолютно!
– Ну, тогда разливайте, – заключил Николай.
– Ммм…
– Не слышали боевого приказа?
– Есть, товарищ подполковник!
Была выпита одна бутылка, затем вторая; Власовым овладела приятная расслабленность, и, откинувшись на сиденье в пелене щипавшего глаза табачного чада, он не без удовольствия прислушивался к байкам, которые безостановочно травили в полумраке салона весельчаки-прапора.
– Ну, чего? Врежем еще? – предложил один из них. – А, Николай Васильевич? Дайте ключи от вашей машины, мы вмиг сгоняем. У метро палатки круглосуточно отоваривают…
Власов посмотрел на часы. Пора было ехать домой, но, с другой стороны, не хотелось… Опять кислая физиономия жены, упреки по поводу запашка… Вернется попозже, когда благоверная отойдет ко сну, так оно лучше будет.
Он вытащил из бумажника деньги. Сказал:
– Сок купите, ребята, жажда заела. И ключи – вот. Сцепление не рвите, диск слабенький, еле дышит…
Оставшись в салоне, он прислушался к мертвой тишине в динамиках аппаратуры акустического контроля. Ракитин наверняка спал.
Машину, оборудованную спецтехникой, использовали, в общем-то, для подстраховки, поскольку квартира круглосуточно прослушивалась сидевшими на Лубянке операторами.
Внезапно захотелось помочиться.
Открыв дверцу «рафика», он вышел в непроглядную ночную темень, обогнул голую поросль боярышника, расстегнул брюки, но тут в затуманенный алкоголем мозг ударил бичом зловещий полушепот, донесшийся из беспросветного мрака:
– С-стоять, с-сука!
Власов оторопело замер, соображая, что оставил в машине оружие.
Замельтешили мысли о происках хитроумных врагов… Неужели его подловили тепленьким?
– Лежать, с-сука, а то ур-рою… – последовало грозное распоряжение.
Пришлось подчиниться.
Изнемогая от бессильной ненависти и унижения, Николай с расстегнутыми штанами осторожно встал на колени, чувствуя, как от соприкосновения с почвой брюки мгновенно напитываются какой-то мерзейшей сыростью, а затем лег в холодную жижу размокшей земли. В нос ударил зловонный запашок: видимо, жильцы дома выгуливали здесь своих четвероногих питомцев…
– Вот так, – одобрил голос, а затем на какой-то взвинченной ноте, исключающей любые пререкания, продолжил: – А теперь ползи! Слух пропал?! Или не учили тебя, сволочь легавую?! Ползи, говорят!
Сцепив зубы, Власов пополз по морозной жиже, думая: «Точно, отследили… Но кто? Дадут вот сейчас по балде ломом…»
– О, хорошо ползешь, вишь, какой умник, – с издевочкой поощрил голос его усердие.
Неожиданно Власов уперся головой в какой-то лохматый темный ком и, обмерев испуганно трепыхнувшимся сердцем, в следующий миг почувствовал на лице жаркую влагу шершаво лизнувшего его в нос собачьего языка…
Незнакомый голос произнес с какой-то недоуменной на сей раз интонацией:
– Э, мужик, ты чего это, а? Бухой, да? Встать-то можешь?
Николай медленно поднялся на ноги, различая перед собой большую собаку и какого-то патлатого нетрезвого малого, в ком не без удивления распознал соседа Ракитина.
Тут-то дошло, кому предназначались все эти безапелляционные команды…
– Часы потерял, – застегивая штаны, сипло поведал Власов ночному дрессировщику бездомных собак.
– Нашел?
– Угу, – отозвался Власов угрюмо.
– Тогда бывай, кореш! – Юра неверной походкой направился к подъезду. Следом за ним потрусил и пес.
Отдуваясь от ярости и напрасно пытаясь стряхнуть с одежды липкую едкую грязь, Власов ввалился в «рафик» и, только достав из-под сиденья наручную сумочку с документами и пистолетом, несколько поостыл… Затем матюгнулся беспомощно, осознав, что так и не сумел справить нужду. Впрочем, позыв сам собою прошел.
В освещенном усилиями наружки, потратившейся на лампочки, зеве подъезда на лестничной площадке перед лифтами виднелся покачивающийся Юра, что-то выговаривающий виляющей хвостом собаке; после двери лифта растворились, пес шустро нырнул в кабину, и Шмакин, растерянно раскрывший рот, замахал руками, призывая его, решившего, видимо, разделить с ним кров, обратно, однако в следующую секунду двери сомкнулись, и, судя по Юриным глазам, постепенно воздеваемым к потолку, собака поехала на верхние этажи без надлежащего сопровождения.
Дверца «рафика» растворилась.
– Ну, как тут? – полюбопытствовал один из прапорщиков. – Без чрезвычайных происшествий?
– Наливай, – процедил Власов сквозь зубы, глядя на растерянно топчущегося у лифта Шмакина.
Глотнул водки, запил ее апельсиновым соком, приникнув губами к небрежно надорванному уголку пакета и ощущая потекшую по подбородку приторную струйку.
Между тем двери лифта раскрылись, гневно шевельнулись губы Юры, отчитывающего возвратившегося пса-путешественника, не желавшего выходить наружу; после Шмакин, вероятно, уловив движение смыкающихся створок, ринулся, распихивая их локтями, внутрь кабины, и лифт снова тронулся в вышину.
– Чего это он? – спросил Власова второй прапорщик.
– Собаку привел, – кратко пояснил Николай.
– О, чудик…
– Еще какой! – злобно подтвердил Власов.
Включилась аппаратура.
В динамике послышался щелчок замка, затем прозвучал удрученный голос Шмакина:
– Ну, понравился я тебе, сука ты такая!.. А ну, брысь! От-т… ведь…
Пес, судя по всему, проскользнул в раскрытую дверь.
– Ах ты, падла легавая… Ну, хрен с тобой! До утра спи… Куда поперся, вот комната… Чебурек будешь? Лапу давай! Во… Теперь – заслужил. А это нет… коньяк тебе не положен…
Бульканье.
– Давай и мы, – предложил Власов сослуживцам.
Через час, осилив, видимо, имевшийся у него в наличии алкоголь, Юра прервал свое нечленораздельное бормотание, обращенное к псу, погрузившись в сон.
– Ну, счастливо, парни, – сказал Власов, вставая с сиденья. – Удач! – Запнулся.
В динамике послышался настороженный собачий рык, затем хлопнула дверь, еще одна, и в салоне «рафика» внезапно прозвучал отчаянный женский вопль…
Яростный лай, снова вопль, лязг запоров, еще чьи-то визги…
– Женщина только что в подъезд вошла; случайно не ее ли?.. – донеслось до Власова предположение сослуживца.
Вопли, проклятия и крики усилились. Затем неизвестный мужской голос констатировал:
