– Жаль, – расшаркался я. – Доводилось слышать об Арсении Игоревиче много хорошего, жаль, никак не удается с ним познакомиться.
Виновато пожимая могучими плечами, дескать, жалко, конечно, но такова деловая генеральская се ля ви, ни минуты, мол, нету для приятных знакомств, Герасимов сместился с нашего венчального пути.
Из дверей церкви вышел батюшка. Толпа за нашими спинами начала мелко креститься. Эх, хорошо быть попом в современной России – бандиты тебе в обмен за отпущение смертных грехов бабки несут, чиновники тебе кланяются, и ни один Балда не посмеет щелкнуть по толоконному лбу.
Обвенчали нас в ускоренном темпе, ибо во время церемонии кто-то из гостей постоянно чихал, не иначе по вине аллергии на ладан. Из душного храма гости выходили чинно и одновременно быстро. Чиновники и примкнувшие к ним граждане умели покидать помещения не мешкая, но с достоинством. Редкое умение, между прочим.
Вышли, и я, внешне оставаясь прежним, внутренне сосредоточился. Мне надо было засечь автомобиль с Герасимовым за рулем. Ага, во-он, серый «Вольво» загородил выезд черной машине с проблесковым маячком и тонированными стеклами. Отменно тонированы стекла, но боковое стекло дверцы водителя опущено, и наружу торчит локоть. По размеру и цвету одежды идентифицирую локоть как часть могучего, хорошо одетого тела Герасимова. Напрягаю зрение, вроде щурюсь на солнце, и вижу первую букву и первые цифры номера, интересующего меня авто. Теперь я знаю не только, по какому из подмосковных шоссе Герасимов возит на работу в столицу хозяина Арсения, но и почти знаю номер машины. Короче, теперь, ежели я окажусь в нужном месте в нужное время, то генеральский автомобиль засеку с вероятностью 99,9 процента.
Пополнив кладовую памяти, я расслабился, и изображать счастливого идиота сразу стало гораздо легче. Расселись по моторизованным экипажам, кавалькада с новобрачными во главе не спеша двинулась к ресторации. До вечера еще далеко, и в ресторане запланирован не Ужин, а праздничный Обед, то есть мероприятия кардинально разные. На Обедах пьют меньше и не танцуют. Однако по моей инициативе в протокол внесены некоторые изменения – после двух часов приема пищи под аккомпанемент редкого звона бокалов в зале появятся музыканты и желающие смогут потанцевать, возникнет возможность тяпнуть лишнюю рюмашку сверх положенного.
Ресторан для торжественного приема пищи мы с Лизонькой выбрали скромненький, но, само собой, в Центре, в тихом Центре Третьего Рима, столицы Новой России. Гости вольготно устроились в консервативно оформленном, без всяких новомодных наворотов, зале, пожилой конферансье, народный артист СССР, старательно и деликатно вел Обед, новобрачным вручали подарки, официанты меняли блюда, плескались в хрустале благородные вина, а я страдал.
Мне захотелось опорожнить мочевой пузырь еще после первого тоста за президента страны, который все пили стоя и до дна. После тоста за мой талант художника, который мне также пришлось выпить, поднявшись с мягкого стула, хотение превратилось в острую необходимость. Но, черт возьми, и жена, и гости, и свидетели, все, кроме тамады-конферансье и официантов, все поголовно за столом, ни один человек не пытался покинуть застолье, тем более нельзя было делать этого мне, сидящему во главе. И я терпел. О великий Будда, как же я мучился! Никакая йога, никакие экстрасенсорные способности не спасут вас от резей внизу живота, ежели мочевой пузырь переполнен и природа настоятельно требует его опорожнения. Блин, перебрал я с шампанским в загсе, вот, блин, незадача...
Спас меня тамада. Пожилой народный артист, вероятно, заметил, как неестественно прямо я сижу, как сдвинуты колени, как натужно улыбаюсь, он понял, чего, вернее – куда мне надо, и объявил перекур. Нет, конечно, не столь грубо, не по армейскому образцу: «Пять минут на то, чтобы перекурить и оправиться». Он изрек некое изящество в стихах, весьма замысловатое, однако очевидное по смыслу, и задвигались стулья, заскрипел паркет, начали рыться в сумочках, вставая, дамы, господа доставали на ходу портсигары и зажигалки. Я выждал ровно тридцать вежливых секунд с начала общей ленивой суеты и взялся за трость. Извинился перед новобрачной и пошел «оправляться».
Пока я ковылял, отбивая тросточкой нервную дробь сначала по паркету банкетного зала, а потом по лестнице в подвальный этаж, мужской сортир рядом с курительной комнатой опустел, лишь толстый милицейский полковник, тот, что обеспечивал беспрепятственное движение свадебного кортежа, кряхтя, застегивал ширинку под бурдюком живота, отступив на шаг от писсуара.
– Все в норме, Владимир Иваныч, – сообщил полковник, воюя с последней пуговицей под пряжкой ремня.
«О чем это он? – подумал я, вежливо улыбаясь, ковыляя к дверце одной из кабинок. – О том, что нормально пописал?»
– Все под контролем, Владимир Иваныч. – Полковник победил-таки строптивую пуговицу. – Трое сотрудников дежурят у входа, а то, знаете, как иногда бывает – уважаемые люди культурно отдыхают, и вдруг вломится какой выпивший негодяй и попортит людям настроение.
– Спасибо за охрану от негодяев, – поблагодарил я, пристраивая тросточку под мышкой и потянувшись освободившейся рукой к дверной ручке туалетной кабинки.
Взяться за вожделенную дверную ручку я не успел, ибо неожиданно распахнулась дверца соседней кабинки, и оттуда в помещение с писсуарами ворвались трое в серых комбинезонах и противогазных масках. Мешковатые комбинезоны подпоясаны ремнями. У каждого на ремне кобура и нож в ножнах. У каждого на бедре подсумок для противогаза.
Первый подскочил ко мне, подскакивая, ударил. Сволочь, в низ живота бил, где и без его удара давно и нудно болел распухший мочевой пузырь.
Второй кинулся к полковнику, краем глаза я заметил, как второй отправляет милиционера в нокаут отменно поставленным апперкотом и ловко подхватывает нокаутированного толстяка, не давая ему упасть с грохотом.
Третий по-кошачьи бесшумно побежал к дверям сортира, ясен пень, чтоб их закрыть, благо задвижка имелась.
Первый зажал мне, согнувшемуся пополам, рот ладошкой в серой шерстяной перчатке. Его другая ладонь легла на предплечье моей левой, здоровой руки, умело надавила, пальцы поймали рукав моего свадебного пиджака, и спустя мгновение первый заломил мне руку за спину.
Упала тросточка, покатилась и замерла параллельно с нокаутированным милицейским полковником. Минуты две как минимум полкан в нокауте пролежит.
Нет, не две минуты, а гораздо дольше – возвращаясь от запертой двери, третий налетчик добавил полковнику тупым носком тяжелого ботинка по башке, по так называемому «заушному бугру», и лишил несчастного толстяка остатков сознания.
Третий работал со свидетелем, а второй в это время помогал первому. Второй заломил мою правую, калечную руку, и они вместе с первым поволокли меня в открытую кабинку.
В стене над унитазом зияла дыра. Вблизи дыры пахло сыростью и каменной пылью. Очевидно, доламывали стенку совсем недавно, начали ломать, когда в банкетном зале выпивали за здоровье моего тезки, президента, закончили, когда воздавали алкогольную здравицу моему художественному таланту. Доламывали стенку недавно, а кирпичики с другой стороны измельчали, скоре всего, накануне ночью. Сортир расположен в подвале, ночные ресторанные сторожа, наверное, пользуются другими удобствами, для администрации, поближе к уличным дверям. Дом старый, капитальный, стены и перекрытия толстые, звукоизоляция завидная, сторожа-охранники, разумеется, ни фига не слышали. А если б была угроза, что они услышат шум из подвальных помещений, то, конечно же, налетчики отказались бы от задумки похищать меня в уборной.
