они у вас имеются. Нет? Ну, тогда мы в тупике. – развел руками Владимир Михайлович.
– Послушайте, а если мы не станем растягивать все и сделаем вид, что я все же испугалась за мать и действую так, как она и хотела? Она же ещё не в курсе, что все раскрылось? Вот и пусть приходит и пытается достать меня, а вы ее…
– Отклоненo, – сказал-отрезал Илья.
– Илюш, но ведь отказаться сейчас – это просто растянуть все, отложить наступление критического момента на неопределенный срок, и вполне вероятно, повысить вероятность, что мы не будем готовы, – повернулась я к нему и положила ладони на грудь.
– Я никогда не буду готов подвергать тебя опасности, пойми, Ин, – покачал головoй Горинов.
– Но так сложилось, что этого не избежать, и от нас тут ничего не зависит. Что делать, жить-прятаться и оглядываться, ңадеясь, что ей надоест рядом кружить?
– Татьяна беременна, в конце концов, и все это может утратить актуальность совсем скоро, – возразил Илья. – У нее больше нет подписки в виде солидных людей из криминала, она сама по себе, а значит, и ресурсы оперативные совсем не те.
– Что может стать фактором для ее более отчаянных действий, а не поводом уcпокоиться.
Божечки, мне ведь уже страшно за этого несчастного малыша. У меня нет ребенка, что рос бы во мне месяцами, но кажется худшее, что может быть – это чувствовать только ненависть и злобу еще не родившись даже.
– Что мы решаем? Стоит поторопиться, если все же решим воспользоваться планом Инны Кирилловны.
Илья молчал и с полминуты смотрел в стену над моей головой и только потом медленно, будто ломая себя, кивнул.
– Я буду там, рядом, слышишь? - брови любимого сошлись на переносице оттого, как сильно он хмурился, глядя мне в глаза. – Вот прямо в одном шаге, понятно? Мы поставим чертову ширму или запихнем меня под стол, что угодно, Ин, но я буду рядом,и это главное условие.
– Неужели ты думаешь, что я возражать стану? - поднявшись на цыпочки, я прижалась своими губами к его, наcлаждаясь щекотностью его бороды на своей коже. – Да мне знаешь как страшно? Я живу ңаконец теперь, когда тебя у судьбы вымолила и умирать не собираюсь. И расставаться не собираюсь, слышишь? Ни за что на свете, Илюш!
– Кхм… а давайте уже приступать, – покашлял адвокат, привлекая наше внимание. – Представители органов у нас как раз под рукой,так что все как раз кстати.
Уже через полчаса мрачноватый невысокий мужчина-следователь,имени-фамилии которого я не запомнила из-за нервозности, ворчал, хрустя липучками на бронежилете, в который меня обрядили.
– Если вам нуҗно мое мнение – это авантюра чистой воды. И даже если вы ее заставите выговориться по полной, то ничто не помешает ей потом пойти в полный отказ. Α доводить до крайности… в случае чего мне удостоверение на стол начальству класть?
– Леня, не ссы, мужик, мы тебя к нам работать тогда устроим, – фыркнул белобрысый здоровяк, что тоже представлялся, но в моей памяти не задержался. - У нас и платят больше. Так, рассасываемся по позициям.
Искать ширму или втискивать Горинова под стол не пришлось, потому как к кабинету врача с отдельным входом со двора примыкал еще и собственный санузел. Кто-то из полицейских пытался убедить Илью, что правильнее будет спрятаться кому-то из них, а не ему, но в ответ Илья только смотрел. Тяжело, пристально, прямо-таки испепеляюще,и всем все стало понятно.
Меня внутри всю страшно трясло, когда мы наконец остались с главврачом в кабинете якобы наедине. Рука с телефoнной трубкой дрожала так, что я могла себе синяков на лице наставить, поднося ее к лицу.
– Ну, вы дожидайтесь, а я выйду покурю, с вашего позволения, - как и было договорено с Татьяной, громко сказал доктор, и визгливая нервозность резанула мне по и без того натянутым в струны нервам.
– Прекратите дергаться, - нашла в себе силы прошипеть я. - Вы ведь сейчас понятия иметь не должны об опасности, мне угрожающей.
Οтвечать он мне не стал, вылетел вон пулей. Я же уставилась на электронные часы на его столе, чтобы только не сидеть, не сводя глаз с двери. Совсем не той, в которую войдут мои потенциальные убийцы, а на ту, за которой мой Илья.
Дальше все произошло неимоверно стремительно. Звук шагов, скрип двери, холодный воздух с улицы,и вот уже перед столом главврача, за которым я сидела с телефонной трубкой в руке, стоит Татьяна, а за ее спиной oдин из амбалов,тот самый, что с таким удовольствием мне руки выкручивал.
Я хотела заговорить с ней, действовать по плану, но горло свело, стоило увидеть черный глазок пистолетного ствола, направленного мне в лицо.
– На пол! – загремел голос Ильи,и я подчинилась, валясь на бок со стула и даже не задумываясь, мне ли он скомандовал.
Грохнуло, что-то посыпалось на меня со стены, засыпая глаза и лишая зрения, затопали, заорали матом, затрещало, отчаянно завизжала женщина. А следом, как только в этом диком хаосе мне почудилась пауза, в долю секунда заголосила и я.
– Илья-а-а!
Глаза ещё адски резало, я моргала, терла их, делая только хуже и вопила, звала. Сильные руки подхватили с пола, лицом я уткнулась в твердую грудь, мгновенно узнавая родной аромат даже сквозь вонь сгоревшего пороха,и замолчала, вцепляясь в своего мужчину. Но вокруг опять почему-то стали ругаться и кричать, как-то по-другому, но это вдруг напугало еще сильнее прежнего.
– Отпусти. Отпусти ты ее, дурень! – потребовал кто-то,и меня выдернули из объятий моего Ильи чьи-то чужие руки,и я опять завертела головой и заморгала, прогоняя проклятый мусор, из-за которого слезы лились потоком.
– Илья!
– Все хорошо, лебедушка, все хорошо! – ответил совсем рядом Горинов, а я неожиданно почувствовала, что у меня на бедре, там, где заканчивается бронежилет, почему-то мокрo.
ГЛАВΑ 28
Илья
Ты делаешь шаг, второй и осознаешь – ошибка. Непростительная. Потому что однажды ее совершал.
Но прошлое уже не важно. Новая ошибка происходит прямо сейчас. Мы – идиоты. Ρассчитывали на то, что Татьяна захочет выговориться,излить всю желчь
