все взрослые влюбляются, это не обидно.
Он улыбнулся. Улыбка у него была очень добрая.
Мало мне было надо в детстве — улыбка и яблоко.
Так нас стало четверо. Мы с Коди постоянно дрались с Акселем, которого невозмутимость Нико порядком бесила. Он считал, что нашел идеальную жертву, и то, что у жертвы есть друзья, тоже приводило его в бешенство. А Эме — я догадывалась — запала на Коди и решила подружиться со мной только из-за него, хотя она никогда в этом и не признавалась. Наверное, если бы она могла общаться с ним без посредников, я бы ей не понадобилась. Впрочем, к тому моменту, как она наконец выучила язык жестов, мы уже были лучшими подругами, а ее внимание переключилось на другой объект.
Когда нам начали выдавать бесплатные фильтры для респираторов, Нико два дня напряженно о чем-то думал, а потом сказал, что надо пойти на свалку и найти там такие же фильтры, только использованные.
— На кой черт? — удивилась я.
— Фильтры нам меняют раз в неделю. Но это норма для взрослых, на самом деле детям их хватит недели на две. Они неправильно рассчитали. Если сдавать пустые фильтры, то у нас будут оставаться запасные.
«Нам каждую неделю выдают новые, — сказал Коди. — Зачем морочиться?»
Эме напряженно следила за его движениями и шевелила губами.
— Затем, — тут же ответил Нико, — что когда-нибудь их перестанут выдавать. А у нас будет запас.
Время показало, что он был прав. Когда мы перешли в пятый класс, благотворительность прикрыли, но у нас уже была куча полуиспользованных запасок. Мы их, конечно, экономили и носили респираторы только когда смог был особенно сильным.
А потом появилась Тенна.
Ее родители переехали из второго Гетто — с работой там в то время было еще хуже. Она только-только переболела Вентра и была тихая и бледная. На нее никто вообще не обратил бы внимания, если бы она не сидела в респираторе даже на уроках.
На третий день за школой ее уже поджидал Аксель со своими отморозками.
Мы заметили ее поздно — дыхалку у нее успели отобрать, и она сидела на земле, уже порядком грязная, и кашляла, одной рукой прикрывая лицо, а другой пытаясь стянуть на груди разорванную футболку. Мы с Коди помогли ей подняться, и она, задыхаясь, рассказала, что произошло. Нико наблюдал за ней, закусив губу, а потом протянул ей свой респиратор.
Наверное, после этого она в нем видела рыцаря в сверкающих доспехах. А я видела в ней угрозу — в том, как она улыбается, шутит, рассказывает свои истории, заправляет за ухо волосы — нормального цвета.
Пока не поняла наконец, что Нико ни одна из нас даром не сдалась.
Тогда мы с Тенной стали подругами. До поры до времени.
Я скоро умру.
Я катала эту мысль, как камушек, повторяла ее, пока слова не потеряли всякий смысл, превратившись в набор звуков. Тогда я смогла рассказать все Эме.
Вопреки ожиданиям, орать она не стала.
— Ты веришь, что он сможет тебя вылечить? — спросила она, помолчав.
Видеть Эме тихой и растерянной было почти так же страшно, как умирать.
— Я не знаю, — призналась я. — Он сказал, что попытается. Я же ему нужна. Пока я не найду в Вессеме то, что ему надо, он не даст мне умереть.
Она снова замолчала. Я надеялась, что она сменит тему. Потому что если она начнет меня утешать, я не выдержу и разревусь. И Эме не подкачала.
— Как думаешь, он не соврал про Тенну?
Сколько бы Эме ни говорила, что ей плевать на то, что Тень не хочет с нами — со мной — общаться, я знала: она скучает.
Я пожала плечами.
— Это хоть какой-то шанс. Если пересадка легких не поможет.
— Сколько лет его сын уже болеет?
— Года два, кажется. Но он сказал, что времени у него немного.
— Наверное, у него тяжелая форма. Тенна вон сколько продержалась.
Мы обе помолчали.
— Почему ты вообще хочешь ей помочь? — спросила вдруг Эме.
— В смысле? Мы дружили кучу лет.
— Кучу лет назад. И вы не дружили. Ты ее терпела.
— Вот и нет.
— Ты могла попросить у него денег или работу в Сити. А Тенна с нами уже почти два года не разговаривает.
— Это со мной она почти два года не разговаривает, — улыбнулась я через силу. — Не примазывайся.
— И еще двадцать лет не будет. Так с какой радости ты про нее вспомнила?
Не знаю, когда Тень поняла что-то про меня и Нико. Она со мной никогда об этом не говорила. Нико рванул вперед по школьной программе, перескакивая через классы, но мы впятером все так же жгли костры на пустыре за авторазборкой, лазали по крышам, списывали друг у друга домашку, напивались вместе, правдами и неправдами добывая алкоголь. Все было как обычно. Черт, Тенна мне действительно нравилась.
Если бы у Нико появилась девушка или, чем черт не шутит, парень, наверное, мы обе успокоились бы. А так мы продолжали держаться вместе и надеяться, что рано или поздно что-то изменится к лучшему. Но изменилось к худшему.
Когда стало понятно, что Нико с флойтом разлучит только смерть, причем уже довольно скоро, Тень обвинила меня. Если бы не я со своей дурацкой идеей о бионическом протезе, у Нико не было бы денег, не было бы первой инъекции флойта, и все бы было хорошо. Я сказала Тенне, что она идиотка и что виноват Стеш, а не я. Эме, которая любое чувство переплавляла в злость, сказала, что мы обе идиотки и виноват сам Нико — никто его не заставлял продолжать после первой дозы.
Мы помирились после похорон. Делить нам было нечего — кроме воспоминаний, и мы поддерживали друг друга до тех пор, пока я не рассказала всем о приложении.
— Не знаю, — сказала я Эме. — Наверное, я чувствую себя виноватой. Из-за Нико.
— Бред, — отрезала Эме. — Ты не виновата. Нико мог с тем же успехом сделать приложение для Тенны, а ты бы осталась обтекать. Черт, да он просто мог бы переспать с Тенной — думаешь, она бы отказалась? Ой, знаешь, Нико, я бы с радостью, но Рета так расстроится! — передразнила она.
— Это был бы выбор Нико.
— Так и это был выбор Нико! — заорала Эме. — Ради всего святого! Хватит уже мусолить эту историю!
— Не совсем, — тихо сказала я.
Когда я рассказала Коди про Нико, он не сразу поверил — только когда я продемонстрировала ему работу приложения.
